– Пошли, – сказал господин Касселла, – я дам тебе золото.

Ричард проследовал за ним в маленькую комнатушку, где старший кузнец извлек сейф, прикованный массивной цепью к здоровенной скобе в полу под доской, служившей ему столом. Открыв сейф, он протянул Ричарду золотой.

– Виктор.

Ричард поднял взгляд и нахмурился.

– Что?

– Виктор. Ты спрашивал мое имя. – Он отсчитал серебро на четверть марки и положил на лежащую в ладони Ричарда золотую монету. – Виктор.

Покончив с делами у Ицхака, Ричард, прежде чем отправиться за металлом для Виктора, поспешил домой. Он торопился не поужинать, а сообщить Никки, что ему нужно вернуться на работу. Она как-то раз недвусмысленно дала понять, что они муж и жена, и она косо посмотрит на его незапланированные исчезновения. Ричард должен оставаться в Алтур-Ранге и работать, как любой обычный человек.

Камиль с одним из своих друзей поджидал его. Оба облачились в рубашки.

Ричард остановился у ступенек и поглядел на обоих.

– Извини, Камиль, но мне нужно вернуться на работу...

– Значит, ты еще больший придурок, чем я думал, – берешь и ночную работу тоже. Тебе следовало бы просто перестать стараться. В жизни бесполезно пытаться что-то сделать. Ты должен просто принимать то, что жизнь тебе дает. Я так и знал, что ты отыщешь какой-нибудь предлог не делать то, что говорил. А я уж чуть было не подумал, что ты, возможно, отличаешься от...

– Я собирался сказать, что мне нужно вернуться на работу, поэтому нам придется заняться делом прямо сейчас.

Камиль скривил рот, как обычно выражал свое недовольство теми, кто старше и глупей его.

– Это Набби. Он тоже хочет поглядеть на твою дурацкую затею.

Ричард кивнул, не реагируя на наглое поведение Камиля.

– Рад познакомиться, Набби.

Третий парень злобно глядел из тени, отбрасываемой лестницей в коридоре. Он был самым здоровенным из троицы и рубашки не надел.

Чтобы разобрать ступеньки, Ричард воспользовался своим кинжалом и ржавым металлическим бруском, что нашел для него Камиль. Это было нетрудно – они готовы были рассыпаться сами по себе. Под наблюдением двоих юнцов Ричард очистил пазы. Поскольку они стерлись из-за того, что разболтались, он углубил их, показывая обоим, что делает, и объясняя, как обрезать концы, чтобы вошли в углубленные пазы. Ричард смотрел, как Набби с Камилем выстругивают клинья по изготовленному им образцу. Они были счастливы продемонстрировать ему свое умение работать ножами. Ричард же был счастлив, что это помогает побыстрей завершить работу.

Как только лестницу собрали, Набби с Камилем принялись носиться вверх-вниз по починенным ступенькам, судя по всему немало удивленные тем, что ступени не ходят ходуном под ногами, а крепко стоят, и довольные тем, что тоже приложили руку к их починке.

– Вы оба проделали отличную работу, – сказал им Ричард, потому что так оно и было. Парни не стали отвечать какой-нибудь дерзостью, а радостно заулыбались.

На ужин Ричард съел жидкое просо при тусклом свете горящего фитилька, плавающего в льняном масле. Запашок от этого жалкого освещения не способствовал аппетиту, к тому же в вареве было больше воды, чем проса. Никки сказала, что уже поела и больше не хочет. И предложила Ричарду доесть все.

Ричард не стал вдаваться в подробности насчет своей второй работы. Она ведь настаивала лишь на том, чтобы он работал. А уж чем он при этом занимается, значения для нее не имело. Она вела домашнее хозяйство, предоставляя Ричарду зарабатывать им на жизнь.

Никки вроде бы была довольна, что он познает на собственном горбу, как простому люду приходится вкалывать до седьмого пота лишь для того, чтобы худо-бедно сводить концы с концами. Обещание принести денег на еду вроде бы вызвало довольную искорку в ее глазах, но вслух она ничего не сказала. Ричард заметил, что черная ткань, когда-то плотно обтягивавшая ее пышный зад, теперь висит мешком. Локти и руки Никки стали костлявыми.

Когда он съел еще ложку варева, Никки небрежно заметила, что приходил управляющий, отец Камиля.

Ричард оторвался от еды.

– И что сказал?

– Что, раз у тебя есть работа, жилищный комитет постановил брать с нас дополнительную квартплату, чтобы помочь тем жильцам района, кто платить не в состоянии. Видишь, Ричард, как жизнь по законам Ордена воспитывает в людях внимание к другим, чтобы все мы вместе трудились во благо других?

Практически все, что не забирал рабочий комитет, отнимали местные жилищные комитеты или другие комитеты, и все для одной цели: улучшения жизни граждан Ордена. У Ричарда с Никки практически ничего не оставалось на еду. Одежда Ричарда с каждым днем все больше ветшала, но куда меньше, чем платья Никки.

Похоже, ее мало волновало повышение квартплаты. По крайней мере пищевые продукты были относительно дешевы. Когда имелись в наличии. Люди говорили, что это лишь благодаря милости Создателя и мудрости Ордена они вообще могут позволить себе купить хоть какое-то продовольствие. На складе Ицхака Ричард слышал разговоры, что можно купить много самой разнообразной еды, но за приличные деньги. У Ричарда таких денег не было.

Во время поездки с Йори в литейных цех и к кузнецу Ричард видел вдали роскошные дома. Там по улицам ходили хорошо одетые люди, иногда проезжали экипажи. Эти люди не пачкали ни своих рук, ни морального облика работой. Это были люди с высокими моральными принципами. Иначе говоря, чиновники Ордена, следившие за тем, чтобы те, кто обладает возможностями, жертвовали на дело Ордена.

– Самопожертвование – моральный долг всех людей, – вещала Никки в ответ на его зубовный скрежет. Ричард не совладал с собой.

– Самопожертвование – это мерзкое и бессмысленное самоубийство рабов.

Никки вытаращилась на него, словно он только что сказал, что материнское молоко – яд для новорожденного.

– Ричард, я действительно считаю, что это самая жестокая вещь из всего, что ты говорил.

– Жестоко говорить, что я не стану радостно жертвовать собой ради этого бандита Гейди? Или ради других неизвестных мне бандюков? Жестоко не жертвовать добровольно то, что принадлежит мне, всякой алчной твари, жаждущей даже ценой крови жертв обладать краденым, не заработанным добром?

Жертвовать собой ради чего-то дорогого, ради чьей-то дорогой для тебя жизни, ради свободы и свободы тех, кого уважаешь – как я пожертвовал собой ради жизни Кэлен, – вот единственная разумная причина для такой жертвы. Отречение от себя означает, что ты раб, который должен отдать самое ценное, что у тебя есть – жизнь, – любому наглому ворюге, который потребует ее.

Жертвовать собой – не что иное, как требование, навязываемое хозяином рабу. Поскольку к моей шее приставлен нож, то это вовсе не мне на пользу, что у меня отнимают то, что я зарабатываю своими руками и умом. Это на пользу лишь тому, кто держит нож, и тем, кто числом, а не разумом диктует, что хорошо, что плохо для всех, – тем, кто подхалимничает перед хозяином, чтобы иметь возможность подлизать каждую каплю крови, что он упустит.