Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Командир полка гвардии подполковник А. Г. Мильский спешно перешел на наблюдательный пункт командира 2-го батальона, находившегося в центре, откуда было удобнее управлять боем. Против полка шло около десятка немецких танков и штурмовых орудий. Мильский вызвал огонь артиллерии. По бронецелям начали бить прямой наводкой противотанковые орудия 89-го отдельного гвардейского артполка гвардии полковника А. П. Французова. Загорелось несколько машин, фашисты не выдержали и отошли. Однако вскоре контратака повторилась при большем количестве танков. По ним ударили все противотанковые средства дивизии и 7-го гвардейского танкового корпуса. Запылало еще несколько машин.
Не преминула нарастить огонь и вражеская артиллерия. На участке 3-го батальона немецкие автоматчики вплотную приблизились к нашей позиции. Комиссар батальона гвардии старший политрук П. И. Падерин поднял воинов в атаку. В жаркой рукопашной схватке они отразили натиск противника, уничтожив много гитлеровских солдат и офицеров. Потери 3-го батальона были тоже значительны, в бою пал смертью героя П. И. Падерин.
Нелегкое сложилось положение и в 1-м батальоне. Тяжело ранило командира батальона гвардии капитана С. Д. Креута, и подразделение возглавил комиссар гвардии старший политрук В. М. Гороховиков. Орден Красного Знамени, сверкавший на его груди, говорил о больших боевых заслугах политработника. Под командованием военкома гвардейцы отразили контратаку врага, но пулеметная очередь оборвала жизнь и В. М. Гороховикова…
На участке 2-го батальона фашистские автоматчики прорвались к наблюдательному пункту командира полка. Все, кто находился там, взялись за оружие. Гвардии подполковник А. Г. Мильский из станкового пулемета открыл огонь по противнику. Но вскоре он был тяжело ранен в голову и потерял сознание. Начальник штаба гвардии капитан И. И. Гогошин с группой разведчиков бросился в атаку. Вражеская пуля сразила и этого мужественного командира, отличившегося во многих боях…
Обстановка создалась критическая. На НП осталось всего семь человек: комиссар полка гвардии батальонный комиссар А. С. Кудряшов, командир батальона гвардии капитан А. А. Дрягин, помощник начальника штаба по разведке гвардии лейтенант А. А. Коздоба и четыре бойца. Телефонист гвардии рядовой И. П. Конюх устранил порыв провода и наладил связь с командиром дивизии. Чтобы помочь этому полку, полковник Н. П. Иванов сосредоточил на его участке огонь всей своей артиллерии и приказал усилить удары по врагу 124-му и 126-му гвардейским стрелковым полкам.
В тот день воины 122-го полка уничтожили около 150 фашистских солдат и офицеров, подбили 10 танков, 5 бронетранспортеров[204]. На поле боя горело еще около десятка танков, которые подожгли батарейцы 89-го артполка.
Подобные эпизоды можно было бы привести и из действий остальных стрелковых дивизий и танковых корпусов. Начавшись 5 сентября, бои, то разгораясь до крайней ожесточенности, то несколько затухая, длились до 11 сентября. Воины наших четырех армий, каждую из которых едва можно было приравнять к корпусу, и то лишь по количеству личного состава и стрелкового оружия, отважно шли на самопожертвование, атакуя все более укреплявшуюся оборону противника. В этой обстановке мы передали 62-й армии генерала А. И. Лопатина 30-ю гвардейскую и 315-ю стрелковые дивизии. Поделились со сталинградцами своими силами также 66-я и 24-я армии.
Ставка требовала отчета о наших действиях. Г. К. Жуков приказал генералу для особых поручений Леониду Федоровичу Минюку и мне подготовить проект донесения.
Читателя, возможно, заинтересует, почему Георгий Константинович в своей работе опирался по большей части на наш штаб. Кирилл Семенович как-то прямо спросил его об этом. Заместителю Верховного вопрос явно не понравился. Он нахмурился, как бы говоря взглядом: «Знаю, что делаю, и давать вам отчет не собираюсь». Однако вскоре вспышка недовольства прошла и он сказал:
— Понимаю, штаб и его начальник нужны каждую минуту тебе самому — твоей армии приходится нелегко. Но пойми и меня: Никишев едва справляется с делами Кузнецова и Данилова. Я решил вообще переместить его на другую должность, на которой он лучше будет себя чувствовать, а вместо него назначим пока Коваленко.
И действительно, Кирилл Алексеевич Коваленко сменил' Д. Н. Никишева — как раз в тот день, когда готовился проект донесения в Ставку, то есть 9 сентября. Мы с Л. Ф. Минюком немало попотели над этим документом, но дело у нас почему-то не шло. Леонид Федорович, более искушенный в таких вещах человек, стремился сгладить острые углы, я же всегда был сторонником резать, как говорится, правду-матку. Поэтому решили подготовить каждому свой вариант, а потом уж объединить их. Однако едва успели мы вчерне набросать эти проекты, получившиеся, кстати, довольно пространными, как раздался голос Жукова, вошедшего к нам и спросившего, долго ли мы еще будем копаться? Пришлось отдать ему обе бумаги с пояснением, что составлено-де два варианта, так сказать, разной тональности. Георгий Константинович молниеносно пробежал их глазами и сказал:
— Хвалю, Иванов, за правдивость и ясность изложения. Товарищ Сталин терпеть не может, когда солдаты пытаются разыгрывать дипломатов.
Я начал было говорить, что оба варианта — плод совместного труда, но Жуков строго оборвал меня:
— Я почерк Минюка хорошо знаю и дипломатию на фронте тоже не жалую, тем более что она тебе совершенно несвойственна. Оставьте ваши бумаги, я сам их подшлифую и сокращу. Верховный требует предельного лаконизма.
Жуков сел за мой стол, а мы вышли.
Через 20 минут Георгий Константинович вызвал нас и шифровальщика и продиктовал текст донесения на имя Сталина. В нем говорилось, что начатое наступление продолжается, хотя соединиться со сталинградцами не удалось. Причины — недостаток артиллерии, авиации и вынужденный ввод стрелковых дивизий прямо с марша, без должной подготовки. Но и этот удар отвлек от Сталинграда крупные силы противника, иначе город был бы взят им. Продолжая наступление, планируем на 17 сентября, с подходом свежих стрелковых дивизий и приведением в порядок других войск, новую операцию.
Выслушав текст донесения, мы с Леонидом Федоровичем растерянно переглянулись, так как после «шлифовки» от наших проектов почти ничего не осталось.
— Возражений нет? — полушутя-полусерьезно осведомился Георгий Константинович. В документе были