Но вот здесь и кроется тайна. Когда первые современные люди – те, которые в конечном счете стали нами, – где-то более ста тысяч лет назад двинулись из Африки, ашельские орудия были лучшей на то время технологией[447]. Да и сами Homo sapiens очень любили свои ашельские орудия. Они брали их с собой в дальние странствия. Иногда они даже брали необработанные камни, чтобы потом делать из них орудия. Словом, они целиком отдавались своему увлечению. Однако хотя ашельские орудия находили по всей Африке, Европе и в Западной и Центральной Азии, их почти никогда не обнаруживали на Дальнем Востоке. Весьма загадочно.

В 1940-х годах палеонтолог из Гарварда Холам Мовиус провел черту, названную линией Мовиуса, разделяющую территории, где найдены ашельские орудия, и те, где их нет. Линия проходит в юго-восточном направлении через Европу и Ближний Восток до окрестностей нынешней Калькутты и до Бангладеш. За линией Мовиуса, во всей Юго-Восточной Азии и в Китае, найдены только более ранние примитивные олдувайские орудия. Известно, что Homo sapiens продвинулись значительно дальше этой линии. Тогда почему они не донесли до Дальнего Востока свой передовой способ изготовления каменных орудий, которым так дорожили[448]?

«Это долгое время меня волновало, – вспоминает Алан Торн из Австралийского национального университета в Канберре. – Вся современная антропология покоится на идее, что люди выходили из Африки двумя волнами: первая волна – Homo erectus, ставшие яванским, пекинским человеком и т. п., и более поздняя волна Homo sapiens, вытеснивших первую волну. Но согласиться считать, что Homo sapiens продвинулся так далеко со своей более передовой техникой, а затем по какой-то причине отказался от нее… Все это сбивает с толку, если не сказать больше».

Как оказалось, еще очень многое будет ставить в тупик и одна из самых загадочных находок обнаружится в той части света, откуда родом сам Торн, в безлюдной части Австралии. В 1968 году один геолог по имени Джим Баулер ковырялся на дне давно пересохшего озера под названием Мунго в засушливом глухом углу на западе штата Новый Южный Уэльс, когда взгляд его наткнулся на что-то весьма неожиданное. Из изогнутого полумесяцем песчаного гребня торчали человеческие кости. В то время считалось, что люди находились в Австралии не более восьми тысяч лет, однако Мунго оставалось сухим двенадцать тысяч лет. Так что же тогда делал этот человек в таком негостеприимном месте?

Ответ дало радиоуглеродное датирование: обладатель костей обитал там, когда озеро Мунго куда лучше подходило для жизни, оно было длиной 20 километров, полным воды и рыбы и окаймленным приятными зарослями казуарин[449]. Ко всеобщему удивлению, оказалось, что костям двадцать три тысячи лет. Найденные неподалеку другие кости насчитывали даже шестьдесят тысяч лет. Это было неожиданностью и казалось практически невозможным. С тех пор как на Земле появились гоминиды, Австралия не переставала быть островом. Любые человеческие существа могли появиться здесь, только прибыв по морю, причем в достаточных количествах, чтобы составить размножающуюся популяцию. И это после плавания через сто или больше километров по открытому морю, не зная, что впереди ждет подходящий берег. Высадившись, люди Мунго затем должны были проделать путь от северного побережья Австралии – предполагаемого места проникновения – длиною в три тысячи километров внутрь страны, что дает основания предполагать, согласно сообщению в Proceedings of the National Academy of Sciences[450], «что люди, возможно, впервые прибыли значительно раньше, чем 60 тысяч лет назад».

Как они туда попали и почему туда отправились – вопросы, на которые нельзя ответить. Согласно большинству книг по антропологии, нет никаких свидетельств, что шестьдесят тысяч лет назад люди могли объясняться, не говоря уже о совместных усилиях, необходимых для строительства морских судов и освоения островных материков.

«Нам еще очень многое неизвестно о передвижениях людей до писаной истории, – говорил мне Алан Торн, с которым я познакомился в Канберре. – Известно ли вам, что когда в XIX веке антропологи впервые попали в Папуа – Новую Гвинею, то в горах во внутренней части страны, в одном из самых труднодоступных мест на Земле, обнаружили людей, выращивавших сладкий картофель. Родина сладкого картофеля – Южная Америка. Так каким образом попал он в Папуа – Новую Гвинею? Мы не знаем. Не имеем ни малейшего представления. Но что несомненно, так это то, что люди передвигались весьма уверенно, и происходило это дольше, чем было принято считать, и почти наверняка они обменивались знаниями, а также генами».

Проблема, как всегда, в наличии или отсутствии ископаемых останков. «В мире очень мало мест, хотя бы мало-мальски пригодных для длительной сохранности человеческих останков, – говорит Торн, мужчина с седой эспаньолкой, пристальным взглядом, но дружелюбной манерой держаться. – Если бы не редкие плодоносные участки вроде Хадара или Олдувая в Восточной Африке, нам было бы известно ужасно мало. Вся Индия дала лишь останки человека примерно возрастом около 300 тысяч лет[451]. Между Ираком и Вьетнамом – а это расстояние примерно в пять тысяч километров – нашли всего два: того самого из Индии и неандертальца в Узбекистане, – ухмыляется он. – Не сказал бы, что это ужасно много для работы. Получается, что налицо всего несколько продуктивных участков, вроде Большого разлома в Африке и Мунго здесь, в Австралии, и очень мало между ними. Неудивительно, что палеонтологам трудно связать между собой эти отдельные точки».

Традиционная теория миграции людей, которой все еще придерживается большинство специалистов в этой области, сводится к тому, что люди рассеивались по Евразии двумя волнами. Первая, состоявшая из Homo erectus, покинула Африку удивительно скоро – почти сразу, как они стали видом, – начиная почти с двух миллионов лет назад. Потом по мере оседания в различных регионах эти ранние эректусы эволюционировали в характерные разновидности – в яванского и пекинского человека в Азии и в гейдельбергского человека и, наконец, в неандертальца в Европе.

Затем где-то более ста тысяч лет назад на африканских равнинах появился вид более сообразительных и ловких существ – наших предшественников – и стал распространяться второй волной. Согласно этой теории, куда бы ни приходили эти новые Homo sapiens, они вытесняли своих более тупоумных, менее искусных предшественников. Как они это делали – всегда было предметом споров. Следов массовых кровопролитий никогда не находили, так что большинство авторитетов считают, что новые гоминиды просто оказались более успешными конкурентами. Хотя, возможно, сказались и другие факторы. «Возможно, мы наградили их оспой, – предполагает Таттерсолл. – Нельзя сказать ничего определенного. Бесспорно одно – мы теперь здесь, а их нет».