– Это было верно для Князя Тьмы. Но для Королевы? – Она пожала плечами.

Сэйтан почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Какой будет Джанелль, став Королевой Тьмы?

Он присел на корточки напротив Терсы. Теперь их разделял стол. Она уделила Повелителю не больше внимания, чем медленному приближению Люцивара.

– Терса, – тихо произнес Сэйтан, пытаясь привлечь ее внимание. – Ты знаешь что-то? Видишь что-то?

Глаза Терсы словно остекленели.

– Голос во Тьме. Вой или плач, полный радости и боли, гнева и торжества. Приходит время, когда долги будут уплачены. – Ее глаза вновь стали ясными и прозрачными. – Приструните свой страх, Повелитель, – сурово произнесла Терса. – Он причинит ей сейчас больше вреда, чем что-либо. Преодолей его, или потеряешь ее.

Сэйтан крепко сжал ее запястье:

– Я боюсь не ее, я боюсь за нее.

Терса покачала головой:

– Она будет слишком уставшей, чтобы почувствовать разницу. Она ощутит только страх. Выбирай, Повелитель, и живи с тем, что выберешь. – Женщина взглянула на закрытую дверь. – Она идет.

Сэйтан слишком быстро попытался встать и невольно вздрогнул. Он снова перенапряг свою больную ногу. Одернув рукава длинного пиджака-туники, он отчаянно, но тщетно пожалел о том, что не принял ванну и не переоделся в свежую одежду. И столь же тщетно пожелал, чтобы его сердце перестало так сильно биться о грудную клетку.

А затем открылась дверь, и Джанелль появилась на пороге.

За те секунды, прошедшие до того, как способность мыслить здраво, покинула его, он отметил ее неуверенность, колебания. И количество Камней, которые сейчас были на ней.

Лорн одарил ее тринадцатью негранеными Черными Камнями. Неграненый камень всегда достаточно большой, чтобы, распилив его, сделать подвеску и кольцо, а обломки использовать в самых разных целях. Если он правильно сосчитал, то Джанелль взяла эквиваленты шести из тех тринадцати Камней с собой, решившись принести Жертву. Шесть Черных Камней, которые каким-то образом стали чем-то большим, чем Черные.

Эбен.

Неудивительно, что ей потребовалось столько времени, чтобы опуститься во Тьму и обрести свою истинную силу. Сэйтан не мог пока даже начать осознавать, какая мощь оказалась в ее распоряжении. С того самого дня, когда они впервые встретились, он знал, что рано или поздно все закончится именно этим. Она теперь ходила путями, которые никто из них не мог себе даже представить.

Что это сделает с ней?

Выбирать ему.

Эта мысль поразила его своей ясностью и простотой. Она наконец освободила его и дала возможность действовать.

Шагнув вперед, Сэйтан протянул девушке правую руку.

Джанелль застенчиво переступила порог, помедлила мгновение и вложила в его ладонь свои тонкие пальцы.

Сэйтан притянул ее к себе и заключил в объятия, зарывшись лицом в длинную, грациозную шею.

– Я страшно за тебя волновался, – тихо прорычал он.

Джанелль погладила его по спине.

– Почему? – спросила она и искренним недоумением. – Ты ведь тоже когда-то приносил Жертву. И знаешь, что…

– Да, но обычно на это не требуется трех дней!

– Три дня! – Джанелль попятилась, врезавшись в Люцивара, подошедшего к ним. – Три дня?!

– Скажи, а нам отныне придется всегда соблюдать Кодекс? – поинтересовался он.

– Не глупи! – отрезала Джанелль.

Ухмыльнувшись, Люцивар тут же сгреб девушку в охапку, пришпилив ее руки к бокам и крепко прижав ее к груди.

– В таком случае предлагаю макнуть ее вниз головой в ближайший фонтан.

– Ты не можешь этого сделать! – выпалила Джанелль, яростно изворачиваясь.

– Почему это еще? – В голосе Люцивара сквозило легкое любопытство.

Причина, названная Джанелль, требовала немалой изобретательности, но при этом была анатомически неосуществима.

Поскольку смеяться сейчас было бы уж слишком недальновидно, даже если очень хотелось (Сэйтана охватило неимоверное облегчение от осознания того, что Эбеновые Камни ничуть не изменили его дочь), Повелитель стиснул зубы и промолчал.

А вот Терса наконец оторвалась от своего занятия и подошла к ним. Покачав головой, она ткнула Джанелль в плечо:

– И нечего причитать и плакаться теперь. Ты приняла обязанности Королевы теперь, и часть их заключается в том, чтобы заботиться о мужчинах, принадлежащих тебе.

– Замечательно! – зарычала Джанелль. – И когда мне можно будет его стукнуть?

Терса укоризненно цокнула языком.

– Они же мужчины, им можно суетиться, проявлять свою любовь. – Терса улыбнулась и потрепала Джанелль по щеке. – А Верховные Князья особенно нуждаются в физическом контакте со своей Королевой.

– О, – кисло протянула девушка. – Ну, тогда ладно.

Терса снова вытянулась на диване.

– Ну хорошо, ворчливая маленькая кошка, у тебя есть выбор, – произнес Люцивар.

– Не думаю, что меня устроит то, что ты предложишь, – простонала Джанелль, покорно обмякнув в его объятиях.

– Скажи лучше, какой-нибудь из вариантов включает в себя еду и сон? – спросил Сэйтан.

– И ванну! – поспешно добавила Джанелль, сморщив нос.

– Только один, – произнес Люцивар, наконец отпуская ее.

– В таком случае я даже не хочу знать, в чем заключается второй, – произнесла Джанелль, потирая спину. – У тебя пряжка ремня колючая.

– Ты тоже, но я же не жалуюсь.

Сэйтан потер виски.

– Хватит, дети.

Как ни странно, оба послушались. Золотистые и сапфировые глаза на мгновение пристально посмотрели на него, а затем его сын и дочь в обнимку вышли из комнаты.

– Ты прекрасно справился, Сэйтан, – тихо произнесла Терса.

Подхватив одеяло, висевшее на стуле, Сэйтан набросил его на Терсу и заботливо подоткнул, а затем пригладил ее волосы.

– Мне помогли, – отозвался он и рассмеялся, когда женщина шлепнула его по руке. – Но ведь мужчинам можно суетиться и проявлять свою любовь, помнишь?

– Но я-то не Королева.

Сэйтан наблюдал за Терсой до тех пор, пока она не заснула.

– Нет, зато ты очень одаренная и совершенно необычная леди.

Говоря себе, что он совершенно не нервничает, и стараясь не обращать внимания на бешено колотящееся сердце и вспотевшие ладони, Сэйтан вошел в большую залу, выложенную темными камнями, в которой, по словам Дрейки, приглашенные гости ожидали своей очереди предстать пред Троном Тьмы. Если не считать колонн из черного дерева, служивших подсвечниками, и накрытых длинных столов, поставленных вдоль стен, мебели здесь не было.