В тот день, когда Силверблатт должен был познакомиться с Энни, Сьюзен объяснила ему, что «Энни является самым глупым человеком, с которым я была знакома». Сьюзен грубила Энни и критиковала ее. Однажды, когда Энни сидела с ней рядом, Сьюзен сказала Марилу Усташио: «Вот это вот (тут она махнула рукой в сторону Энни) вообще ничего не понимает»[1287]. В другой раз, когда Энни стояла рядом с Сьюзен, она сказала другому фотографу: «Ты – единственный интересный фотограф в Америке»[1288].

«Кажется, что тогда отмечали день рождения Сьюзен в L’Ami Louis, – вспоминал Бертон события в дорогом парижском ресторане. – Она постоянно «наезжала» на Энни, чем испортила весь вечер»[1289]. В первое Рождество после переезда Сьюзен в Лондон-Террас Энни закатила в ее квартире роскошный ужин. На ужине присутствовали Роджер и Доротея Штраус, Питер Перрон, Давид со своей девушкой и пяток других гостей.

Энни выбежала из комнаты, и Карла нашла ее в слезах на кровати Сьюзен. «Что же мне делать? – говорила Энни. – Как я могла это знать? Я же не читаю мысли. Я понятия не имела, что у Давида аллергия на креветки». Спустя несколько минут Энни взяла себя в руки и заявила: «Позвоню в другой ресторан, лично туда поеду и привезу эту гребаную закуску, от которой он не умрет». Она вызвала своего шофера, уехала, вернулась с коробкой и поставила ее перед Давидом. «Извини за то, что чуть было не нанесла удар твоему здоровью, – сказала. – Я этого совершенно не хотела»[1290].

Когда Энни руководила рабочим процессом, она и сама могла быть настоящим тираном. Она становилась все более известной и начала нанимать все больше людей. «Среди ассистентов у нее была плохая репутация. Она кидала в них журналы, орала, ругала при посторонних во время съемок, – рассказывал один из ее ассистентов, Кристиан Виткин. – Она угрожала и своим поведением показывала, что может поколотить»[1291]. Но каждый, кто работал на Энни, получал хорошую зарплату, имел определенные обязанности и при желании мог уволиться в любой момент.

Энни была добра к друзьям и членам семьи, и так же по-доброму относилась к Сьюзен. Сьюзен же платила ей совсем иной монетой. Самой милой она была в моменты «небрежной близости», когда шептала признание на ухо какому-нибудь молодому писателю, обалдевающему от ее искренности, или во время посещения музея с подругой, с которой виделась раз в год. Но как только знакомые становились друзьями, она тут же начинала вести себя мерзко. Энни любила Сьюзен достаточно сильно для того, чтобы выдерживать ее плохой характер. «Я бы сделала все, что только могла»[1292], – говорила она.

Энни вела себя по отношению к Сьюзен точно так же, как Сьюзен вела себя по отношению к Харриет, Ирэн и Карлотте. Сьюзен было сложно маневрировать между добротой и склочностью, щедростью и потаканием, прощением людей и мазохизмом. У одного из ее приятелей, Винсента Вирги, партнер был бывшим алкоголиком, и Винсент считал, что реакция Энни является вполне типичной:

«У нее почти детское поведение, скорее не детское, а незрелое, ребяческое. Такое поведение свойственно тем, у кого есть нарко- или алкозависимость. Энни стала заложником Сьюзен. Это напоминает мне фразу из Анонимных Алкоголиков: «У нас нет любовников. Мы берем заложников»[1293].

Вскоре после того, как Грег Чандлер начал работать на Зонтаг, он сидел в машине вместе с Сьюзен и Энни. Они возвращались с открытия выставки Ричмонда Бертона. Шел какой-то невинный разговор, но, когда Энни допустила небольшую грамматическую ошибку, Сьюзен взорвалась: «Знаешь, если бы ты закончила колледж, то тогда бы понимала, что от таких ошибок твоя речь похожа на речь полной идиотки!»

«Спустя несколько дней я оказался в студии Энни и увидел ее за работой. Точно так же, как и Сьюзен, она была очень требовательной, ворчливой и полностью контролировала рабочий процесс. Она руководила большим количеством людей, но при этом в обществе Сьюзен вела себя, как ребенок»[1294].

«Ты – молодец, но можешь быть и лучше» – так сказала Сьюзен Энни при первой встрече. Энни ее «услышала»: «Я хотела стать лучше, снимать фотографии, которые имеют значение»[1295]. Точно так же как и у Сьюзен, ее успех объяснялся тем, что она превратила свою неуверенность в перфекционизм. Обе женщины вели себя как тираны по отношению к другим людям, но даже в еще большей степени были тиранами по отношению к себе. Их успех во многом был обусловлен тем, что они нашли в своей жизни правильных учителей, которые помогали им развиваться. Когда Энни переросла секс, наркотики и рок-энд-ролл Rolling Stone и пришла в Vanity Fair, то дала себе зарок, что «избавится от репутации фотографа, который заставляет людей раздеваться»[1296]. После встречи с Сьюзен Энни надеялась, что сможет сделать следующий шаг и при помощи великого критика будет в состоянии снимать фото, которые окажутся не в журналах, а на стенах музеев.

Она хотела, чтобы Сьюзен помогла ей снимать фотографии, «которые имеют значение». И Сьюзен ей помогла, как помогла и многим другим, с которыми познакомилась в те годы. Многие считали ее гуру, профессором, настаивающим на том, чтобы человек больше читал, старшей сестрой, вытаскивающей на иностранные фильмы, гурманом, который в ресторане посоветует экзотическое блюдо. Сьюзен искренне любила культуру и с радостью делилась информацией, она была искренней, но не всегда была в состоянии провести границу в отношениях между учителем и учеником, хозяином и рабом.

Сразу после их встречи Энни показала, что готова взять на себя роль ведомой. Она призналась Сьюзен в том, что та – самая умная женщина, которую она знает, и она преклоняется перед ее знаниями и интеллектом[1297]. В свое время Сьюзен хотела, чтобы Милдред прочитала книги Генри Джеймса, и предложила Энни целый список литературы. «Она хотела, чтобы Энни прочитала огромное количество книг, – говорил Вирга. – Она занималась ее образованием». Вскоре Сьюзен стала недовольна скоростью, с которой Энни осваивала «программу». Зонтаг часто и при людях говорила о том, что Энни совершенно не знает и не понимает творчество Бальзака. Хотя Сьюзен преклонялась перед интеллектом не получивших образование Ирэн и Пола Тека, она не могла простить Энни пробелы в образовании.