Проснувшись, в панике увидела, какие длинные тени у нее в спальне. Скоро вечер, а Горас не выгулян! Должно быть, напустил лужу в каком-нибудь углу и теперь будет виновато смотреть на нее, хотя сам совершенно ни при чем: вина целиком и полностью ее.

Сунув ноги в кроссовки, Джулия поспешила на кухню и нашла корги не подвывающим у двери, а мирно спящим на своей подстилке между плитой и холодильником. На столе ее ждала записка, прислоненная к солонке и пепельнице.

15.00

Джулия!

Мы с Питом Ф. на пару написали статью про супермаркет. Не такой уж шедевр, но станет им, когда ты пройдешься по ней рукой мастера. Также он говорит, что ты должна написать передовицу. Фотографии ты сделала неплохие. Заходил Ромми Берпи, и он говорит, что бумаги у него предостаточно, так что об этом можно не беспокоиться. Также он говорит, что ты должна написать передовицу о случившемся. «Решение совершенно ненужное, — сказал он о закрытии супермаркета, — и абсолютно некомпетентное. Если только они не хотели, чтобы все так вышло. Я бы этот вариант не отбрасывал, и я говорю не о Рэндолфе». Мы с Питом согласились, что это должна быть передовица, но нам нужно выждать, пока не соберутся все факты. Мы также согласились, что тебе надо выспаться, если мы хотим, чтобы ты написала ее так, как она должна быть написана. У тебя чемоданы под глазами, босс! Я иду домой, чтобы немного побыть с женой и детьми. Пит ушел в полицию. Говорит, случилось что-то важное, и он хочет выяснить, что именно.

Тони Г.

P.S. Я выгулял Гораса. Он сделал все свои дела.

Джулия, которая не хотела, чтобы Горас забыл, что она — часть его жизни, разбудила пса и скормила ему половину колбаски «Беггинс стрип», после чего спустилась вниз: выправить статью и написать передовицу, как предлагали Тони и Пит. И только села за компьютер, как зазвонил ее мобильник.

— Шамуэй, «Демократ».

— Джулия! — раздался голос Пита Фримена. — Я думаю, тебе лучше прийти сюда. Марти Арсено дежурит, и он не пускает меня. Велел мне выйти вон! Он же не полицейский, просто тупой толстяк, который подрабатывает в полиции, регулируя транспорт в летнее время, но теперь ведет себя так, будто самый крутой коп.

— Пит, у меня масса работы, поэтому…

— Бренда Перкинс мертва. И Энджи Маккейн, Доди Сандерс…

— Что?! — Она резко вскочила, опрокинув стул.

— …и Лестер Коггинс. Все убиты. И слушай внимательно: Дейл Барбара арестован за эти убийства. Он внизу, в камере.

— Я уже бегу.

— Ух, черт! Сюда идет Энди Сандерс, и слезы так и катятся из его чертовых глаз. Попытаться задать ему вопрос или…

— Нет, этот человек три дня назад потерял жену, а теперь дочь. Мы не «Нью-Йорк пост». Сейчас приду.

Она разорвала связь, не дожидаясь ответа Пита. Поначалу не испытывала особого волнения, даже вспомнила, что надо запереть дверь редакции. Но когда оказалась на тротуаре, на жаре и под табачного цвета небом, спокойствие ушло, и Джулия побежала.

Джо, Норри и Бенни, подергивая руками и ногами, лежали на Блэк-Ридж-роуд под ставшим каким-то рассеянным солнечным светом. Жара плотно окутывала их. Ворона, ни в малейшей степени не проявляющая суицидальных тенденций, села на телефонный провод, уставилась на них блестящими умными глазками. Громко каркнула и, махая крыльями, улетела сквозь странный послеполуденный воздух.

— Хэллоуин, — пробормотал Джо.

— Заставьте их перестать кричать, — простонал Бенни.

— Нет солнца. — Руки Норри хватали воздух. Она плакала. — Нет солнца, Господи, больше нет солнца.

Наверху, в яблоневом саду, из которого открывался вид на весь Честерс-Милл, мигал яркий розовато-лиловый свет. Вспыхивал каждые пятнадцать секунд.

Джулия, с еще опухшим от сна лицом и волосами, торчком стоящими на затылке, взбежала по лестнице к дверям полицейского участка. Когда Пит пристроился к ней, покачала головой:

— Лучше останься здесь. Я, возможно, позову тебя, когда буду брать интервью.

— Я люблю позитивное мышление, но я бы на это не рассчитывал. Как думаешь, кто появился после Энди? — Пит указал на «хаммер», припаркованный перед пожарным гидрантом. Около него стояли Линда Эверетт и Джекки Уэттингтон, увлеченные разговором. Чувствовалось, что обе женщины очень взволнованы.

В участке Джулию прежде всего поразила жара: кондиционер отключили, вероятно, чтобы экономить электричество. А потом — количество находившихся там молодых людей, включая двух из бог знает скольких братьев Кильян: эти узнавались безошибочно по крючковатым носам и круглым головам. Молодые люди заполняли какие-то бланки.

— А если у меня не было последнего места работы? — спросил один другого.

Снизу доносились крики вперемежку с рыданиями Энди Сандерса.

Джулия через просторный холл направилась к лестнице в подвал. Она бывала тут много лет, даже вносила деньги в фонд кофе и пончиков (их клали в проволочную корзинку). Ее никогда не останавливали, но тут Марти Арсено сказал:

— Вы не можете туда пройти, миз Шамуэй. Таков приказ. — В голосе звучали извиняющиеся, примиренческие нотки, которых, вероятно, не было и в помине, когда он выпроваживал из участка Пита Фримена.

И в этот самый момент Большой Джим Ренни и Энди Сандерс появились из Курятника, как называли подвал сотрудники полицейского участка Милла. Энди плакал. Большой Джим обнимал его и что-то говорил успокаивающим тоном. Питер Рэндолф следовал за ними. Форма чифа выглядела так, будто он идет на парад, но лицо принадлежало человеку, который едва спасся при взрыве бомбы.

— Джим! Питер! — обратилась к ним Джулия. — Я хочу поговорить с вами, для «Демократа».

Большой Джим повернулся к ней лишь на мгновение, чтобы одарить взглядом, в котором ясно читалось, что грешники в аду могут хотеть ледяной водицы. Потом повел Энди к кабинету чифа, говоря о том, что сейчас надо помолиться.

Джулия попыталась проскочить мимо стола дежурного. С виноватым выражением лица Марти схватил ее за руку.

— В прошлом году ты попросил меня ничего не писать о ссоре с женой, Марти, — напомнила ему Джулия. — Я не написала. Потому что иначе ты потерял бы работу. Поэтому, если тебе знакомо чувство благодарности, пропусти меня.

Марти отпустил ее руку.

— Я пытался тебя остановить, но ты не послушалась, — прошептал он. — Запомни это.

Джулия последовала за Ренни и компанией.

— Одну минуту! — обратилась она к Большому Джиму. — Ты и чиф Рэндолф — городские чиновники, и вам придется поговорить со мной.

На этот раз во взгляде Большого Джима читались злость и презрение.

— Нет. Не будем мы с тобой говорить. И ты не имеешь права здесь находиться.