– Это вор. Более того, вор, который сам признался, что он обокрал не только нас, но и своих сородичей! – заявил представитель обвинения, практически неосознанно применяя к подсудимому местоимение уже не среднего, а мужского рода. – Разрушитель, причем наделенный интеллектом. Вполне возможно, что он – предвестник полчищ других разрушителей. Я отдаю себе отчет в своих словах, ведь за одним может последовать целая армия. – Отбросив вопрос о том, где эта предполагаемая армия отыщет немалое скопище блуждающих в космосе астероидов, он добавил: – Десятки армий!

Он говорил то громко, то тихо, то ужесточал, то смягчал голос, мастерски играя на эмоциях своих слушателей, как музыкант – на огромном органе. То взывал к мировому патриотизму, то потакал узости мышления, то оправдывал предрассудки, то усиливал страхи: страхи за себя, страхи перед другими, страхи перед всем, что кажется странным, страхи перед будущим, страхи перед неведомым. Серьезность, насмешки, высокопарность, сарказм, – он пустил в ход весь свой арсенал оратора.

– Он, – сказал господин Обвинитель, указывая на Маета и по-прежнему говоря о нем в мужском роде, – просит, чтобы его приняли здесь как гражданина этой планеты. Готовы ли мы сделать это, невзирая на все его недостатки и причуды, на все его сверхъестественные способности и эксцентричные наклонности, на все потаенные мотивы, которые могут всплыть на поверхность, когда уже будет слишком поздно? И даже если он в действительности так чист и непорочен, каким пытается выставить себя перед нами, не лучше ли будет проявить вопиющую несправедливость к нему одному, чем обречь на бесконечно более страшную несправедливость миллионы?

Он с вызовом огляделся по сторонам.

– Если мы примем его как беженца, то где он будет жить? Кто примет в свое общество существо, которое не в силах понять среднестатистический человек? – Он коротко и резко рассмеялся. – Ах да, некоторые люди предлагали поселить его у себя дома. Как бы невероятно это ни звучало, но нашлись те, кому оказалась небезразлична его судьба.

Подняв вверх письмо, чтобы его все видели, он продолжил:

– Этот человек предлагает ему жилье. Почему? Видите ли, автор письма заявляет, что он сам был шипастой тварью из системы Проциона в своем восьмом воплощении. – Обвинитель швырнул письмо на стол. – Среди нас всегда попадаются психи. К счастью, курс человеческой истории будут определять разумные граждане, а не конченые дегенераты.

Следующие полчаса его слова лились непрерывным потоком, а закончилось все так:

– По законам Земли, с человеком-шпионом не стали бы церемониться и быстро избавились от него, если бы заподозрили в шпионаже. Я не вижу никаких причин, почему инопланетная форма жизни заслуживает более снисходительного отношения, чем то, которое мы применяем к нашим соплеменникам-людям. Перед нами сейчас, в лучшем случае, находится неприятный субъект, в худшем – засланный агент грозного врага. По мнению обвинения, сейчас вы должны ответить вот на какой вопрос: стоит ли в интересах общественной безопасности казнить его или же немедленно выслать обратно в космос, откуда он явился? По совокупности имеющихся доказательств, другие альтернативы просто не рассматриваются. Вы должны были обратить внимание на то, что выступавшие здесь свидетели, все без исключения – со стороны обвинения. Разве не поразительно, что не нашлось ни одного свидетеля защиты? – Он подождал, пока смысл сказанного им дойдет до всех присутствующих, а затем для верности повторил еще раз: – Ни одного!

Сделав еще один глоток воды, представитель обвинения уселся и аккуратно расправил складки на брюках.

В одном теперь уже не оставалось сомнений: Мает – тот еще негодяй.

Господин Защитник немного взволновал всех, сходу заявив:

– Ваша честь, защита не будет излагать свои доводы.

Судьи уставились на него с таким видом, словно адвокат представлял собой зрелище в десять раз более диковинное, чем его клиент, затем принялись перебирать бумаги и о чем-то перешептываться.

Спустя некоторое время судья, сидевший посередине, спросил:

– Иными словами, вы хотите сказать, что готовы признать вердикт, который будет вынесен путем общественного голосования?

– В конечном итоге да, Ваша честь, но не сейчас. Я хотел бы представить дополнительные сведения в интересах моего подзащитного и на основании этого построить свою линию защиты.

– Приступайте, – распорядился судья, с недоверием хмуря брови.

Защитник обратился к Маету и спросил:

– На вашей родной планете все так же, как и вы, изъясняются с помощью телепатии и не разговаривают?

«Да, все».

– Их мыслительная деятельность настроена на один диапазон, проще говоря, у них у всех один коллективный разум?

«Да».

– В этом заключается существенное различие между вашим и нашим мирами: представители вашей расы обладают коллективным разумом, и вы мыслите одними и теми же категориями?

«Да», – написало на доске Мает.

– Расскажите суду о ваших родителях.

Мает закрыло на мгновение глаза и, казалось, мысленно унеслось куда-то очень далеко.

«Мои родители считались ошибками природы. Они не желали мыслить как все, и, в конце концов, утратили связь с коллективным разумом нашей расы».

– Но общественное сознание не смогло этого перенести? – мягко спросил господин Защитник.

«Не смогло».

– Поэтому их убили – за то, что они осмелились мыслить независимо?

После долгой паузы Мает медленно нацарапало на доске тонкими неровными линиями едва различимое «Да».

– После этого вы бежали в отчаянии, чтобы вас не постигла такая же участь?

«Да».

Господин Защитник посмотрел на судей.

– Я хотел бы задать еще несколько вопросов четвертому свидетелю.

Судьи дали согласие, и профессор Аллейн вернулся на место свидетеля.

– Профессор, вы – эксперт, который долгое время лично изучал моего подзащитного. Не могли бы вы сообщить суду, какого возраста подсудимый? Молодой или старый?

– Молодой, – тут же ответил Аллейн.

– Очень молодой?

– Достаточно юный, – ответил Аллейн. – Еще не взрослый.

– Спасибо. – Господин Защитник обвел зал суда кротким простодушным взглядом. Ничто на его полном лице не говорило о том, какой мощный удар он готовил. Понизив голос, он спросил: – Мужчина или женщина?

– Женщина, – ответил Аллейн.

Один из репортеров уронил блокнот. В тот миг это был единственный звук, нарушивший тишину. Затем послышалось шипение вздохов, быстрое пощелкивание фотокамер, спешно направленных на Мает, а по всему залу прокатился удивленный шепот.

А на галерее для зрителей самый язвительный из современных карикатуристов рвал на клочки свой последний набросок, на котором подсудимая была изображена привязанной к ракете, улетавшей прямиком на Луну. Под рисункам была подпись: «Прогулка Шипастика». И как теперь прикажете называть его, точнее, ее? Шипастина? Он ерошил волосы, пытался придумать новую идею, но понимал, что ничего из этого не выйдет. Не мог же он изображать мучения маленькой одинокой женщины.