Отвечаю:

«Я не имел никакого отношения к составлению анонса в „Культуре“, но охотно расскажу, каковы, по-моему, связи „Порнографии“ с метафизикой.

Попробуем выразить это следующим образом: человек, как известно, стремится к абсолюту, к Совершенству. К абсолютной истине, к Богу, к полной зрелости и т. д. Охватить всё, реализовать полностью процесс развития — таков императив.

Так вот, в „Порнографии“ (в соответствии со старым моим обычаем, старым, потому что уже „Фердыдурке“ густо этим насыщен) показана другая, видимо, более тайная и менее легальная цель человека, его потребность в Несовершенстве… Заурядности… Молодости…

Одна из ключевых сцен произведения — это сцена в костеле, когда под натиском сознания Фридерика разваливается богослужение, а вместе с ним и Бог-Абсолют. Тогда из темноты и безвоздушного пространства космоса выходит новое божество, земное, чувственное, несовершеннолетнее, сложенное из двух недоразвитых существ, составляющих замкнутый мир, потому что между ними взаимное притяжение.

Другая ключевая сцена — совещание, предшествующее убийству Семяна, — когда Взрослые, будучи не в состоянии совершить убийство, потому что слишком хорошо знают, что это такое, какое оно имеет значение, должны сделать это руками несовершеннолетних. Это убийство должно быть оттеснено в сферу легкости, безответственности — только там оно становится возможным.

Я ведь не с сегодняшнего дня пишу об этом, во всей моей продукции эти идеи доминируют. И в „Дневнике“ об этом тоже речь, например, Молодость предстала передо мной как высшая и абсолютная ценность жизни… Но эта „ценность“ имела одну черту, придуманную, наверное, самим дьяволом: будучи молодостью, она была чем-то малоценным.

Это последнее слово объясняет, почему, несмотря на такой острый для меня конфликт жизнь-сознание, я не прибился ни к одному из современных экзистенциализмов. Для меня одинаково ценны как аутентичность, так и неаутентичность жизни, потому что моя антиномия — это, с одной стороны, Ценность, а с другой — Недоценность… Несовершенство… Недоразвитость… Это, я полагаю, во мне самое главное, самое интимное и своеобразное. Несерьезность для меня такая же человеческая потребность, что и серьезность. Если философ говорит, что „человек хочет быть Богом“, то я бы это дополнил: „человек хочет быть молодым“.

И, считаю, один из инструментов диалектики Совершенство-Несовершенство, Ценность-Недоценность — разные возрасты в жизни человека. Поэтому такую большую и драматическую роль я отвожу начальному периоду — молодости. Поэтому мой мир такой деградированный: это как если бы вы схватили Дух за шкирку и окунули его в легкое и низкое…

Естественно, в „Порнографии“ я не столько присматриваюсь к философским тезисам, сколько стремлюсь раскрыть художественные и психологические возможности темы. Я ищу определенные „красоты“, соответствующие такому конфликту. Метафизична ли „Порнография“? Метафизика — это значит „внефизичность“, „внетелесность“, а моим намерением было через тело добраться до определенных антиномий духа.

Это произведение, наверное, очень трудное, хоть оно имеет вид обычного „романа“, и даже очень неприличного… Жду с нетерпением появления его по-французски, по-немецки и по-итальянски (эти издания постепенно готовятся), надеюсь, что на чужой территории он найдет больше читателей, которые, подобно вам, ищут в романе смысл».

Воскресенье

Мальвин, далекие пляжи за Карраско, океанское откровение, внезапная соль, зелень волны, восхищение, восторг, печаль: за мной пропала громадная река, ее поглотила плещущаяся соленая, зеленая, что-то бессмысленно шепчущая бесконечность.

А может, я более, чем мне кажется, близок к народу? Снова это подозрение. А если «Порнография» — попытка обновления польского эротизма?

Попытка извлечь такой эротизм, который в большей мере соответствовал бы нашей судьбе и нашей истории последних лет, состоящей из насилий, рабства, унижения, стычек между щенками, истории, которая является спуском в темные пределы сознания и тела? А может, «Порнография» — это современная эротическая польская национальная поэма?

Скорее неожиданная и странная мысль, но она ни на секунду не промелькнула в моей голове, пока я писал. Только теперь появилась. Я пишу не для народа, не народом, не из народа. Я пишу собой, из себя. Но не срастаются ли где-то тайно мои заросли с зарослями народа?

Я американец, я аргентинец, идущий по берегу Атлантического океана. Кроме того, я еще поляк… правда, только в годы молодости, в детские годы, когда меня формировали жуткие силы, беременные тем, что должно было произойти… Там, за Мальвином, гордые возвышенности почвы, очарованные заходящим солнцем, как самой благородной из философий и самой прекрасной из поэзий. Вниз! Вниз! Деградация! Я являюсь собственной своей деградацией! Как же упорно должен человек спихивать себя с вершин, порочить свое благородство, насиловать свою истину, уничтожать свое достоинство, чтобы индивидуальный дух еще раз испытал рабство, подчинился стаду, роду…

Понедельник

Книга особенная, никогда ничего подобного не читал, удивительно будоражащая. «Panorama des idées contemporaines»[198]Гаэтана Пикона. В польском переводе она называлась «Panorama myśli współczesnej» и была издана парижским издательством «Libella».

Давно не окунался я с таким энтузиазмом в книгу, как в эти семьсот страниц, заполненных новейшими мудростями последних десятилетий. Философия и общественные науки, искусство и религия, физика и математика, история и психология, но также и философия истории и политические проблемы, и современный гуманизм… том включает главным образом разветвления науки, давая, однако, не сухое резюме, а лишь фрагменты самых представительных произведений. Это своеобразная антология, где, например, философию истории доносят избранные тексты Дильтея, Ленина, Троцкого, Жореса, Бердяева, Шпенглера, Тойнби, Кроче, Арона, Ясперса, а теорию квантов и связанные с ней проблемы — Бройль, Бор, Эйнштейн. Напрасно искать здесь исчерпывающего обсуждения, но зато какое введение в стиль современной науки, в ее тон, темперамент, в ее «характер» (потому что порой у меня складывается впечатление, что наука — одушевленное лицо) и в ее привычки! Это все равно что слушать собрание мудрецов: каждый раз слово берет очередной мудрец; какая же оказия прислушаться к тому, как они говорят…

Среда

Буэнос-Айрес. Интервью со мной в «Кларин», которое провел Пат Леруа (Здислав Бау). «Кларин» — самый читаемый в Аргентине журнал, интервью на две полосы с большой моей фотографией и с рисунком Киломбофлёра — вот шуму-то будет. Там я, в между прочим, сказал: «Не будучи быком-призером породы шортон, я не могу мечтать о славе в Буэнос-Айресе».