Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он стоял ко мне спиной. Наконец ему удалось завязать веревку на два узла, он выпрямился и вытащил из ножен на поясе нож. Интересно, а нож ему зачем понадобился?
И тут я понял, зачем этот нож.
Оказывается, нож предназначался для меня. Видимо, краем глаза он заметил меня, когда находился в согнутом положении. Или почувствовал, как вдруг застряла на мгновенье нейлоновая веревка, зацепившись за мою руку, или просто его шестое чувство было развито лучше, чем у меня. Я бы не сказал, что он резко повернулся, потому что в тяжелом водолазном костюме на такой глубине все движения человека замедляются, как в кино при съемках рапидом.
Но по сравнению со мной он двигался очень быстро. И не потому, что тело не слушалось меня, а потому, что у меня возникло замешательство в голове. Он уже был в боевой позиции напротив меня, не дальше чем в четырех футах, а я так и не сдвинулся с места, проявляя быстроту реакции и координацию движений мешка с цементом. Нож с клинком в шесть дюймов длиной был зажат в его руке, опущенном вниз так, что большой палец, находящийся сверху, смотрел в мою сторону. Так держат нож только отъявленные бандиты, намереваясь прикончить жертву одним ударом. Теперь я видел его лицо. Одному Богу известно, зачем он взялся за нож. Видимо, сработал условный рефлекс. Он мог справиться со мной без ножа. С двумя такими, как я.
Это был Куинн.
Я следил за его лицом, застыв от напряжения. Я хотел увидеть, не сделает ли он резкого движения головой вниз, чтобы надавить подбородком на кнопку аварийного сигнала тревоги. Но его лицо было неподвижно. Куинну никогда в жизни не требовалась чья-либо помощь, не просил он ее и сейчас. Вместо этого губы его расползлись в зловеще-радостной улыбке. Под маской было практически невозможно увидеть мое лицо, но он понимал, кто перед ним. Он был в этом уверен. У него было лицо человека, впавшего на мгновенье в состояние сильнейшего религиозного экстаза. Он медленно наклонился всем телом вперед, почти падая, согнул колени для последующего броска и резко рванулся вперед, занеся руку с ножом за спину в мощном замахе.
Оцепенение прошло. Я резко оттолкнулся левой ногою от нижнего края прорезанной в стене дыры, увидел, как Куинн головой вперед вылетел из нее мне навстречу, схватился за оказавшийся между нами воздушный шланг, закрепленный на его шлеме, и резко дернул вниз, пытаясь вывести его из равновесия. В этот же момент обжигающая боль полоснула меня от нижнего края ребер до правого плеча. Правая рука внезапно дернулась. Я упал навзничь на дно трюма и тут же потерял Куинна из виду. Не потому, что отключился при падении, и не потому, что Куинн рванулся в сторону, а потому что он вдруг исчез в густом кипящем облаке воздушных пузырей. Сверхпрочный эластичный воздушный шланг может выдержать самые высокие нагрузки, но и он не способен противостоять отточенному, как бритва, клинку в руках самого сильного из людей, которых мне доводилось встречать. Куинн перерезал свой собственный воздушный шланг. Рассек ножом.
Теперь ничто да свете не могло его спасти. Под давлением в сорок фунтов на квадратный дюйм через разрезанный шланг внутрь шлема проникала вода, которая, заполняя костюм, придавливала его к земле навеки. Он тонул. Почти не отдавая отчета в своих действиях, я, взявшись за нейлоновую веревку, опутал ее несколько раз вокруг бешено дергающихся ног Куинна, стараясь не попасться ему под руку, потому что Куинн все еще мог запросто прихватить меня с собой в компанию, переломив мне шею, словно спичку. В глубине души я надеялся, что когда его товарищи подоспеют, а они должны будут это сделать немедленно — громадное облако пузырей уже вырвалось из люка наружу,— они могут решить, что Куинн запутался в веревке и неудачно пытался освободиться от нее. Мне не казалось тогда, что я слишком жестоко с ним обошелся, не кажется и теперь. У меня не возникло ни сожалений, ни угрызений совести оттого, что я поступаю так с умирающим человеком: во-первых, он был уже без сознания, во-вторых, это зверь-психопат, убивавший ради удовольствия, но, самое главное, я должен был думать о живых, которым грозит смерть: об узниках подвала замка Дабб Сгейр. Я оставил его дергаться в судорогах и подыхать на полу трюма, а сам отплыл в сторону и спрятался в темном углу в стороне от открытого люка.
Те двое, которые были на палубе, уже спускались, медленно продвигаясь вниз сквозь отверстие люка. Когда они опустились на дно трюма, я осторожно выплыл наружу, нащупал руками грузовой трос и начал подниматься на поверхность. Я пробыл на глубине менее десяти минут, поэтому, когда ручной глубиномер показал две сажени, сделал трехминутную остановку для декомпрессии. К этому моменту Куинн был уже наверняка мертв.
Я сделал так, как говорил мне Хатчинсон. Всплыв на поверхность, отдался воле волн — торопиться теперь было некуда — и вскоре без особого труда обнаружил «Файеркрест». Хатчинсон помог мне выбраться из воды на борт, за что я был ему искренне благодарен.
— До чего же я рад снова видеть тебя, братишка,— сказал он.— Никогда не думал, что придет такой день, когда Тиму Хатчинсону придется тысячу раз помирать от страха. Но так оно и вышло. Как дела?
— Порядок. У нас есть время. Пять-шесть часов в запасе.
— Поднимаю якорь.— Через три минуты мы тронулись, а еще через три минуты уже плыли посередине «Беул нан Уама» в направлении норд-норд-ост, навстречу набирающей силу волне отлива. Хатчинсон включил автопилот и появился в дверях освещенного салона, шторы которого были плотно закрыты, что было в таком густом тумане излишней предосторожностью. Я оказывал себе первую медицинскую помощь, накладывая марлевую повязку на глубокий порез, протянувшийся от основания ребер до самого плеча. Мне не видно было выражения его лица, спрятанного под роскошной черной бородой, но он достаточно выразительно застыл на месте. Потом тихо спросил:
— Что случилось, Калверт?
— Это Куинн. Я встретил его в трюме «Нантвилля».
Он подошел и молча помог мне наложить повязку. Только после этого сказал:
— Куинн мертв?— Это не прозвучало как вопрос.
— Куинн мертв. Он перерезал свой собственный воздушный шланг.
Я рассказал, что случилось. Он выслушал меня молча. Мы с ним больше парой слов не обмолвились, пока возвращались на Крейгмор. Я знал, что он
