влево, и мы начали медленно отходить на глубокую воду.— Ты собираешься вниз.

— Ты думаешь, я рехнулся? Только об этом и мечтаю? Да у меня, черт возьми, совсем никакого желания спускаться под воду, но ты прекрасно знаешь, что я должен это сделать. И понимаешь зачем. Ты же не хочешь, чтобы они закончили работу здесь, загрузились на Дабб Сгейре и благополучно смотались до того, как наступит полночь?

— Половину, Калверт. Возьми половину нашей доли. Боже мой, мы же ничего не делаем!

— Меня устроит пинта пива в отеле «Коломба» в Торбее. Ты лучше постарайся удержать это корыто точно в том месте, где оно должно быть. Я не хочу проплавать остаток жизни в Атлантике после того, как вернусь с «Нантвилля».

Он посмотрел на меня. В его глазах было написано: не «после того как», а «если», но он так ничего и не сказал. Мы обошли водолазный катер с юга — звук от компрессора не ослабевал и не усиливался — и немного продвинулись на запад. Он развернул «Файеркрест» носом к источнику звука, действуя аккуратно и уверенно.

— Расстояние около кабельтова,— сказал Хатчинсон.

— Около этого. В тумане трудно проверить.

— Склонение к северо-западу — двадцать два. Бросай якорь.

Я бросил якорь. Не обычный тяжелый адмиралтейский якорь, а маленький, запасной, на коротком капроновом канате длиной в сорок саженей. Он беззвучно вошел в воду, и так же беззвучно пополз вслед за ним канат. Размотав все сорок саженей, я быстро вернулся в рубку и нацепил на спину акваланг.

— Теперь запомни,— сказал Хатчинсон,— когда всплывешь на поверхность, ложись на волну. Сейчас начинается отлив с норд-норд-оста, и тебя принесет прямо сюда. Я оставлю дизель работающим, ты за двадцать ярдов его расслышишь. Дай Бог, чтобы туман не рассеялся. Тогда тебе придется плыть на Дабб Сгейр.

— Невеселая перспектива. А что будет с тобой, если туман рассеется?

— Обрублю якорный канат и уйду восвояси.

— А если они бросятся за тобой?

— Бросятся за мной? Вот как? Оставив двух или трех мертвых водолазов в трюме «Нантвилля»?

— Ради Бога,— раздраженно сказал я.— Прошу тебя не говорить о мертвых водолазах в трюме «Нантвилля» в моем присутствии.

На борту «Нантвилля» было три водолаза. Живые, вкалывающие изо всех сил. Насколько возможно вкалывать под давящей толщей воды, затрудняющей движения.

Найти их труда не составило. Я плыл по поверхности по направлению к катеру, ориентируясь на звук компрессора, ушел под воду всего в трех ярдах от него. Руками нащупал кабели, воздушные трубки и, наконец, стальной трос. Он-то и был мне нужен.

Я прекратил спускаться вдоль троса, когда заметил под собой мерцающий свет. Отплыл немного в сторону и начал опускаться, пока не почувствовал под ногами крепкую опору. Это была палуба «Нантвилля». Медленно двинулся в направлении источника света.

Их было двое. В тяжелых башмаках со свинцовыми подметками, они стояли на краю раскрытого люка. Как я и ожидал, на них были не легкие акваланги, вроде моего, а солидные водолазные костюмы с большими шлемами и стальными нагрудниками. К шлемам подведены шланги с воздухом и кабели связи. Легкое водолазное оборудование не годилось для работ на такой глубине. Для кислорода слишком глубоко, а запасы сжатого воздуха ограничены. В своих костюмах они могли оставаться на глубине до полутора часов по меньшей мере, хотя минут тридцать— сорок им придется потратить на остановки для декомпрессии при подъеме. Мне не хотелось оставаться там долго. Я хотел сбежать оттуда в тот же момент. Сердце колотило в грудную клетку, как сумасшедший барабанщик в приступе горячки. Дело только в повышенном давлении воды, уговаривал я себя. Не от страха же, на самом деле! Не такой я трус, чтобы так раскиснуть.

Стальной трос, которым я воспользовался при спуске, заканчивался металлическим кольцом, от которого расходились четыре цепи, закрепленные по углам решетчатой стальной корзины. Два водолаза укладывали на дно корзины металлические коробки, которые они поднимали из люка со скоростью, как я оценил, одна коробка в минуту. Металлические коробки были небольшими, но очевидно увесистыми: в каждой помещалось по четыре слитка золота, весом 28 фунтов. В каждой коробке целое состояние. На борту «Нантвилля» их было триста шестьдесят штук.

Я попытался рассчитать общее время разгрузки. В стальной корзине помещалось шестнадцать коробок. Шестнадцать минут на загрузку. Еще десять минут на подъем на поверхность, разгрузку и спуск корзины. Скажем, сорок штук в час. За полуторачасовую смену около шестидесяти. Но после полутора часов работы им надо менять водолазов. Сорок минут на подъем, с учетом двух остановок на декомпрессию, скажем, на двенадцать и двадцать четыре минуты, затем еще двадцать минут на переодевание и спуск очередной смены. По крайней мере, час. Таким образом, они поднимали шестьдесят коробок в общем за два с половиной часа или в среднем двадцать четыре штуки в час. Оставался последний вопрос: сколько коробок оставалось еще в трюме «Нантвилля»?

Я должен был это узнать, и узнать незамедлительно. На борту «Файеркреста» у меня оставалось всего два баллона со сжатым воздухом, и от первоначального давления в двести атмосфер осталось только воспоминание.

Грузовой трос дернулся, и наполненная корзина начала подниматься. Водолазы, держась за страховой канат, предохраняли корзину от ударов о корабельные надстройки. Я осторожно подвинулся к дальнему от них углу раскрытого люка и заглянул в трюм. Предосторожность не лишняя, хотя я сознавал, что слабого света фонаря не хватит, чтобы они могли меня увидеть на таком расстоянии.

Вдруг онемевшими от холодной воды пальцами я наткнулся на ведущие в глубину трюма воздушный шланг и кабель связи и резко отдернул руки. Внизу, справа от себя, я заметил еще одно слабое пятно света. Продвинувшись вперед, обнаружил его источник.

Он двигался. Двигался потому, что был закреплен на водолазном шлеме таким образом, чтобы освещать пространство непосредственно перед ним. Луч направлен вперед и вниз под углом в сорок пять градусов. Водолаз находился внутри бронированной кладовой.

Они не стали открывать кладовую ключом — просто прорезали автогеном прямоугольную дыру в стене, размером четыре на шесть футов.

Я подплыл к этой дыре и заглянул внутрь. Над головой наклонившегося водолаза горел еще один фонарь, закрепленный на стене кладовой. Коробки с золотыми слитками были аккуратно сложены штабелями вдоль стены, и оценить их количество было делом пяти секунд. Из трехсот шестидесяти штук оставалось примерно сто двадцать.

Вдруг что-то скользнуло у меня по рукаву. Я оглянулся и увидел, что это веревка, нейлоновый канат, который