Очевидно, эта картинка имела шумный успех, потому что в начале мая, то есть через два месяца после выхода в свет сочинения Лютера «Против папства», он издал альбом уже из десяти гравюр, выполненных в мастерской Лукаса Кранаха, озаглавленный «Образ папства». Впоследствии альбом переиздавался не один раз, поэтому порядок расположения картинок и текст комментария к ним известны в нескольких вариантах. Аббат Пакье, переиздавший альбом в качестве приложения к IV тому книги Денифле «Лютер», воспользовался экземпляром, хранящимся в Британском музее. Получилось весьма поучительно!

Первая гравюра называется «Рождение и происхождение папы». На ней показано, как папа вместе с кардиналами появляется на свет из живота чудовищной дьяволицы. Его принимают три фурии: первая кормит его грудью, вторая качает в колыбели, а третья учит ходить. Вторая гравюра почти в точности воспроизводит картинку, опубликованную в 1523 году и изображавшую выловленного из Тибра папу-осла; впрочем, кое-какие изменения присутствуют. Так, голова ослицы обрела более звериный облик, а знак половой принадлежности — вполне человеческий — выписан более тщательно. Третья гравюра воспроизводит фронтиспис уже упоминавшегося памфлета, а подпись под ней гласит «Царство сатаны и папы».

Четвертая называется «Целование папских стоп». Папа сидит на троне между двумя кардиналами, в руке он держит буллу об отлучении (воспоминание об этом преследовало Лютера и 25 лет спустя!), которую лижут языки пламени. Спиной к нему стоят два человека (отлученные?). Они показывают папе язык и, спустив штаны, посылают в его направлении по облачку из-под низа живота. Пятая гравюра — «Поклонение папе, богу земному». Поклонение, как это особенно любит Лютер, свершается ниже пояса. Вокруг валяющейся на земле тиары стоят три наемника. Первый натягивает штаны, второй, присев на край тиары, справляет в нее нужду, третий, напротив, штаны снимает, готовясь, по-видимому, сделать то же самое. Шестая гравюра — «Папа созывает в Германии собор». Увенчанный тиарой папа сидит верхом на огромной жирной свинье; в левой руке он держит кучу дымящихся экскрементов, которые благословляет правой.

Седьмая гравюра — «Папа — магистр богословия и доктор веры». На сей раз в тиаре сидит осел под балдахином и как ни в чем не бывало играет на волынке. Восьмая гравюра — «Папа жалует императоров за их великие заслуги». Под картинкой имеется комментарий: «Конрадин, сын императора Конрада IV, король Сицилии, обезглавлен папой Климентом IV». Странный подход к историческому материалу! На самом деле Конрадина казнил Карл Анжуйский, король Неаполитанский. Девятая гравюра — «Достойная награда его сатанейшеству папе и его кардиналам». Папа и кардиналы болтаются на виселице, а толпа ужасного вида чертей уносит их души. Десятая гравюра встречается не во всех изданиях. Она подписана так: «Послушный св. Петру, папа чествует короля». На картинке видим императора, распростертого перед папой, который ставит ногу ему на голову. Помимо подписей под каждой гравюрой было напечатано четверостишие. Автор — Мартин Лютер.

Сборник назидательных картинок из жизни католиков задумывался как упрощенный вариант трактата «Против папства», предназначенный для неграмотных. «Пусть и не умеющие читать миряне увидят и поймут, что думал Лютер о папизме», — записано рукой анонимного комментатора на экземпляре, хранящемся в Галле. Почерк, соответствующий той эпохе, позволяет предположить, что запись принадлежит одному из друзей или учеников Реформатора. Поэтому, так подробно описывая этот альбом, мы вовсе не ставили своей целью бросить тень на славную память Лютера, на старости лет вздумавшего «поразвлечься», но, напротив, стремились показать, что речь идет о выражении глубинных и никогда не скрывавшихся убеждений. Об их глубине говорит использование в этом сочинении тех самых выражений, которые автор употребил во всех своих памфлетах против Рима, начиная с брошюры «Против буллы о жратве», появившейся в 1522 году. О том, что сам Лютер отнюдь не относился к этой работе как к случайной и «проходной», говорит свидетельство, оставленное пастором из Галле Матиасом Ванкелем. Ванкеля крайне удивило появление альбома, и он обратился к учителю за разъяснениями.

15 мая 1545 года — Ванкель придавал такое значение разговору с Лютером, что отметил дату, когда он состоялся, — Реформатор сказал ему следующее: «Я знаю, что жить мне осталось недолго, а мне еще нужно поведать миру слишком многое о папе и его царстве. Поэтому я и предпринял публикацию этих гравюр. Каждая из них заключает в себе целую книгу, которую я мог бы написать о папе и папизме. Я хотел засвидетельствовать перед всем миром, что именно я думаю о папе и его власти. Пусть эти гравюры станут моим завещанием. И я не случайно поставил свое имя под каждой из них. Я не хочу, чтобы потом пошли разговоры, что, дескать, эти картинки — лишь клевета на Лютера. И если когда-нибудь, сейчас или в будущем, найдется человек, которому они покажутся оскорбительными, пусть все знают: я готов отвечать за них перед лицом всей Империи».

Поэтому, заостряя внимание на появлении этого альбома и подчеркивая его непристойный характер, мы вовсе не клевещем на Пророка Реформации, а лишь исполняем его же собственную волю. Не для того, чтобы потешить падкого на сальности читателя, мы так подробно останавливаемся на работе, которой сам автор придавал огромное значение. Нам важно проникнуть вглубь его сознания и понять, что двигало им при создании альбома. Очевидно, что зрелый Лютер ничем не отличался от Лютера первых лет борьбы с Римом. С того дня, когда он заявил: «Больше никогда!», до дня, когда он подтвердил свою готовность «ответить перед всей Германской империей за оскорбления в адрес ненавистного папизма», он сохранил верность себе и не изменил ни одному из своих убеждений.

Пасквиль «Против папства» и наглядно иллюстрирующее его приложение — не забудем, сам автор признавал, что каждая из гравюр равноценна целой книге, которую он мог бы написать, — продолжают, развивают и доводят до логического завершения его же «Призыв к немецкому дворянству». В 1520 году, на заре своего бунта, Лютер обвинил папу в том, что тот вознесся выше Бога, и призвал все кары небесные на голову этого греховодника и сына погибели. Он молил провидение разорить римское гнездо, но в то же время подстрекал дворянство во главе с императором сбросить папскую тиранию. 25 лет спустя он говорил тем же самым языком, разве что с большей долей развязности, что, впрочем, только добавляло его речам искренности: юный монах, отворачивавший взор от любой мало-мальски непристойной картинки, давно отказался от внутренней цензуры; максималист, трепетавший от ужаса при одной мысли о вожделении, успел пресытиться всеми земными радостями.

В области политики он уже отказался от идеи склонить императора к крестовому походу против «папы-осла» и всей его «конюшни». Он чувствовал себя усталым, разочарованным и изверившимся. Давно канули в прошлое времена, когда в нем ключом била молодая энергия, когда его переполняло сознание нерастраченных сил. Теперь силы иссякли, а в душе осталась горечь, окрашенная предчувствием конца. Не ослабла одна только ненависть, и, не находя себе иного выхода, она изливалась в горячечных воплях, доходящих до низости. Молодой волк еще рычал, но высунуть из норы нос уже не смел. Оттого-то и рычал все громче и все ожесточеннее, словно надеялся, что от его рыка, как от колдовского заклинания, враги впадут в слепой ужас и сдадутся без боя. Но чем яростнее звучал этот рык, тем отчетливее слышалось в нем отчаяние. Он лучше всех знал, что кусаться ему уже нечем...