Сменились ценностные и жизненные установки нации (Спарты и России). Ведь и у спартанцев было время, когда ее лидер, отвечая на вопрос, какой из спартанских обычаев важнее, говорил: «Презрение к удовольствиям». Но с годами стремление к богатству росло… Говоря об особенностях национального характера спартиатов, греки стали отмечать их безудержную тягу к деньгам. И хотя тот же Агесилай гордо заявил царю персов, приславшему к нему делегацию с подарками, надеясь на благоприятные условия мира, что у них принято брать от врагов не подарки, а добычу, в действительности многие вожди и политики Спарты (и России) охотно брали и подарки и взятки. Геродот привел имена ряда спартанских царей, замешанных в коррупции.

К примеру, командующий объединенным греческим флотом при Артемисии и Саламине спартанский наварх Еврибиад, по слухам, получил от Фемистокла взятку в 5 талантов за то, что изменил план экспедиции в пользу Афин. Прибывший в Спарту правитель Самоса, Меандрий, надеясь получить в войне с персами помощь спартанцев, опять-таки по слухам, был готов с этой целью подкупить всю верхушку спартанской элиты. Говорили, что и самосский тиран Поликрат подкупил спартанское командование, используя для этого фальшивое золото. Взяточничество среди военного и высшего руководства страны (Афин и Спарты) становилось уже нормой. Одного из спартанских царей, Леотихида, возглавлявшего экспедицию в Фессалию, по словам Геродота, «застали на месте преступления: он сидел в своем собственном стане на мешке, полном золота», который он только что получил от врагов своей родины (476 г. до н.э.). И мы в России имеем аналогичные случаи измены. Если народ «очень захочет», будут вскрыты тысячи случаев подкупа нашей элиты!

Правда, даже при поражениях лучшие люди Спарты вела себя мужественно и непримиримо. В решающие минуты царь Спарты, Агесилай, взял в руки оружие, бился как простой воин, хотя сам был уже в преклонном возрасте. Когда в Спарте возник заговор, он приказал схватить изменников и с согласия эфоров убить тех без суда и следствия (хотя без судебного разбирательства ранее не казнили ни одного спартанца). Спарта победила грозных фиванцев в битве при Мантинее (362 г. до н.э.), но ее силы и казна были истощены до предела. И Агесилай пошел служить наемником к отложившемуся от Персии египетскому царю Таху. Его стали упрекать в поступке, но он возразил: «Не может быть ничего недостойного в том, что пойдет на пользу родине». И когда через год вспыхнула Пелопоннесская война и любимой родине вновь потребовались его ум, отчаянная отвага, Агесилай вернулся, привезя в казну страны огромную сумму, данную ему за верную службу фараоном Нектанебом – 230 талантов. Агесилай умер на пути к родине. Тело залили воском и доставили в Спарту. Он лишь просил, чтобы ему не воздвигали памятников. «Если, – сказал он, – я сделал что-нибудь хорошее – это и будет мне памятником; если же – нет, не помогут мне все статуи в мире». К сожалению, не дошло ни одного портрета Агесилая, так как он запрещал живописцам и скульпторам изображать себя. Но помните, что Плутарх из всех греческх правителей лишь его называл «Великим».

Рабы в руднике

Тягостная тема – отношение к рабам… Положение рабов (периеков, илотов и др.) было ужасным как в Спарте, так и в Афинах. В Спарте илоты были, по сути дела, государственными рабами и не могли быть отпущены на волю их господами или проданы за пределы страны. На их плечи ложились все трудовые обязанности. Их называли государственными крепостными. Они жили отдельно, доставляли своим господам хлеб, масло и вино, обслуживали их и обязаны были выступать в случае войны в числе легковооруженных воинов. Правда, их не имели право ни продавать, ни предавать смерти, а за участие в войне на стороне Спарты некоторые из них получали свободу, но чудовищная эксплуатация делала их жизнь невыносимой.

А. Валлон в «Истории рабства в античном мире» приводит слова одного древнего писателя: «Нет народа, где бы раб не был большим рабом, а свободный человек – более свободным». В Спарте илот половину добытого им в ходе тяжелейшего труда на земле урожая должен был отдавать хозяину-спартиату. «Илоты, – отмечал в этой связи Мирон, – должны нести труды самые позорные и наиболее бесчестящие… Каждый год им полагается определенное число ударов, хотя бы они не совершили никакого проступка, чтобы они помнили, что они рабы; более того, если они переходят меру физической силы, которая прилична рабу, их наказывают смертью и на их хозяев накладывают штраф за то, что они не сумели сдержать их развития». В дополнение к этому рабам запрещалось даже петь песни дорян и участвовать в их воинственных плясках. Спартиат не только властвовал над илотом и жил за его счет, но он еще и всячески издевался над ним. Политикой правящей элиты стало сознательное и умелое спаивание илотов (для ослабления их физического и духовного состояния).

Раб из Пафлагонии

Рабы должны были внушать молодежи отвращение и презрение своим пьяным видом (ныне есть еще одна страна, где политика спаивания масс проводится с огромным успехом). Однако этого власти в Спарте казалось недостаточно. Они последовательно, умело проводят против рабов-илотов политику неприкрытого геноцида. Каждый год эфоры (правители), вступая в свою должность, по словам Аристотеля, объявляли «охоту на ведьм» (то есть на илотов). Фактически молодые головорезы, наиболее жестокие и подлые, вооружались кинжалами и рассыпались по стране. Прячась в перелесках и в пещерах (подобно нынешним бандитам), они подкарауливали вечером рабов и убивали их. Это называлось «криптией». Причина столь жуткого порядка заключалась в том, что на 340 тысяч илотов и периэков приходилось 32 тысячи спартиатов (рабов в 10 раз больше, чем спартиатов). Спартиаты убили даже тех рабов (2 тыс.), что показали особое мужество в битвах за Спарту, перед тем цинично украсили их главы венками, как бы уже освободив.

Поэтому ненависть илотов и прочих угнетенных к спартиатам была закономерной. Неудивительно поэтому, что Ксенофонт, говоря о заговоре Кинадона 398 г. до н.э. против спартиатов, заметил, что замыслы заговорщиков «совпадают со стремлениями всех илотов, неодамодов, гипомейнов и периеков: ведь когда среди них заходит разговор о спартиатах, то никто не может скрыть, что он с удовольствием съел бы их живьем». Впрочем, в тех случаях, когда Спарта особенно остро нуждалась в воинах, она все же решалась освободить часть илотов, предоставляя им особое положение. Безусловно, многие достоинства спартиатов не должны скрывать от нас и явные признаки разложения этого общества, где, с одной стороны, были «равные», а с другой, «меньшие» или «худшие», т. е. 700 спартиатов, из которых лишь 100 имели свои клеры, и массу остальных, которых Плутарх называл «толпой» или «чернью». В самой Спарте была и «жалкая и нищая толпа», а за фасадом политического равенства скрывалась формация земельной олигархии. В отличие от римских рабов спартанских илотов отпускали на волю только от случая к случаю, в моменты военной опасности, и ни они сами, ни их дети не могли стать полноправными гражданами. В Риме же, как мы позже убедимся, многие вольноотпущенники пользовались всеми правами и даже в ряде случаев становились представителями самых высших слоев общества.