– Ты там так и будешь весь день стоять дрочиться? – спрашиваю я.

В эту секунду звонит телефон. Он смотрит на него, затем на меня и видит, что я на него не смотрю. Думает что-то сказать, но не говорит. Телефон все звонит. Я жду, когда он перестанет, забираюсь на кровать, и он поднимает мне лодыжки. Звонки обрываются, и он задирает мне обе ноги. Я жду, не начнется ли снова трезвон, потому что, если что-нибудь важное, мне перезвонят. Он умащивает мне дырку смазкой. Телефон молчит. Он смазывает себе хер. Телефон молчит. Я все жду, что тот вот-вот зазвонит, и, хотя он молчит, хихикаю, как шаловливая девчонка. Он улыбается, смотрит прямо на меня и вставляет мне на всю длину, не быстро и не медленно, но уверенно и не останавливаясь, и секундная боль вскоре проходит, когда он умещает в меня весь свой загиб кривизны. Поехали.

Не успеваю я сходить отлить, как телефон оживает снова.

– Алло?

Черт. Трубку беру не я, а он.

– Алло? Секундочку… Кажется, тебя.

Через пять секунд я у аппарата:

– Аллё?

– Что там за херь?

– Что? Ты о чем?

– Что там у тебя за херь? Там у тебя что, даппи берет трубку?

– Нет, Юби.

– Тогда кто?

– Это мой бро зашел… зашел за… Хочешь, я тебе музычку поставлю? Фила Коллинза?

– И он снимает трубку с твоего рабочего телефона?

– Да погоди ты, Юби. Никто ее не снимает. Просто я отлучился в туалет, выхожу и вижу, он ее уже взял. Ну так что там у тебя? Что стряслось?

– Не гундось со мной на пиндосовский манер.

– Ну а ты не разговаривай со мной, как с сынком. Что, спрашиваю, стряслось?

– Да вот стряслось, блин. Третий раз тебя уже набираю.

– Ну вот, я у аппарата.

– Мне есть что сообщить.

– Ну так что именно, ёшь твою медь?

– Короче, планы поменялись. Джоси встречаю я, а не ты, и…

– Ну нах. О перемене планов Джоси мне сказал бы.

– Тогда милости прошу в аэропорт, увидишь, как я его там встречаю. В любом месте веселее вместе, я всегда так говорю. И еще. Джоси не хочет ехать в Ист-Виллидж, а хочет посмотреть, как дела идут в Бушвике.

– Бушвик? Чего это вдруг Бушвик, ни с того ни с сего?

– Ты думаешь, мое имя Экстрасенс? Если у тебя проблема с Джоси, то с ним ее и обсуждай.

– Я хотел для начала сводить его в «Мисс Куини». Лучшая ямайская еда во всем Нью-Йорке. Прямо в бруклинском Флэтбуше.

– Ревун, Джоси Уэйлс похож на того, кто улетает с Ямайки затем лишь, чтобы променять настоящую ямайскую кухню на подделку? Ты идиот или прикидываешься?

– Ты с кем так разговариваешь…

– Прибытие в девять тридцать. Увидимся в Бушвике.

Может, кто-то знает побольше моего, но лично я не знаю случая, чтобы мужчина произносил фразу «это я так, из праздного любопытства», не имея при этом какого-то добавочного подтекста. «Ты живешь одна? Это я так, из праздного любопытства». Да, то было началом одной сказочной ночки. Понятно, я идиотка, что потянула его к себе домой в тот же вечер. Почему? Потому что увязываться за мужиком в том шумном ямайском клубе только из-за того, что он не похож на ямайца; виснуть на нем и давать на парковке повод для продолжения; не идти к нему домой, потому что «настоящие гулящие так не поступают» (слова директрисы школы «Непорочное зачатие»), – как еще можно такую кретинку назвать? В общем, я привела его к себе домой, а у него, как только мы переступили порог, тут же выросло еще семь рук – одна обвилась мне вокруг шеи, другая полезла в трусы и облапила мое «верблюжье копытце» – он, очевидно, полагал, что клитор у женщин потарчивает вперед, как хренок. Примечательно, что пиво пахнет зазывно только в баре. Я сказала, что передумала, на что он без лишних слов схватил меня за горло и стал душить. Я схватила его за руки, на что хватка его лишь окрепла, и он задушевно пропел: «Нам же, я думаю, проблемки не нужны?» Я ответила в том духе, что просто хочу пойти в спальню и переодеться во что-нибудь поудобнее. Прямо как в кино.

«Тогда скажи, где у тебя тут бар, я себе плесну».

«У тебя на это не будет времени, любёночек».

И вот я пошла в ванную и отыскала там кое-что, внушающее мне большую отраду и комфорт. Помнится, в поисках этой штуковины я в свое время спустилась до самого конца Ган-Хилл. Хозяин магазина внимательно так поглядел на меня и спросил, что я собираюсь этим косить. В это время тот ухажер расположился на одном из кухонных стульев, которые у меня стояли в гостиной. Не беда, в паре кварталов есть магазинчик с такими же. Что поделать, сопутствующий ущерб. Он сейчас нагибался, стягивая с себя последнее из одежды – нелепого вида носки. Мачете свистнуло сквозь воздух с такой легкостью, что я даже удивилась, шутя прорубило рейку спинки и вонзилось в сиденье. Ухажер подпрыгнул, хотя и недостаточно быстро – думал, наверное, что с ним шутят. Поступил он, как обычно поступают мужики: стал, хохоча, подступать, полагая, что я струхну. Но испугал его до усрачки не сам удар, а то, с какой искусной легкостью я выдернула мачете и взмахнула им снова, как матерая дублерша в фильмах Брюса Ли. «Девушкам положено иметь хобби», – говорила мне мать. Я снова вжикнула мачете – теперь перед его физиономией – и завопила: «А ну брысь, бомбоклат, из моего дома!» Он, типа, «ты давай полегче», а я: «На-силу-ют! А ну прочь, прочь отсюда!» И вжик, вжик перед самой его мордой, причем один раз так, будто нечаянно промахнулась и разбила свою дорогую вазу – хотя цена ей грош, а грохнула я ее потому лишь, чтобы показать: эта сука, обезумев, не остановится ни перед чем. Теперь он пятится, но все еще жутко медленно. «Могу я хоть одежду забрать?» А я все ору и напираю, и размахиваю мачете, все равно что в джунглях. Ну, он тогда подбежал к двери и выскочил на лестницу, бежит и орет что-то насчет двинутой гребаной суки. Уж не знаю, о ком это он. Была ли я тогда в большей степени ямайкой, а теперь просто какая-нибудь рядовая американская лахудра. И…

– Да ладно, не рассказывай. Мне знать необязательно.

– Знать что?

– Клянусь, у моего кузена Ларри с его Альцгеймером объем внимания шире, чем у тебя.

– Ой, извините.

– Извинить не могу. Придется мне по такому случаю рассказать тебе анекдот.

– О боже, мистер Кен, опять о ниггерах?

– О нет, о них больше не проси. Я хотел об Альцгеймере. Забавно: когда люди с большим А шутят о людях с большим Б, как будто отвлекаясь от мысли о своем недуге, они делают эту болезнь чуток симпатичней.

– А вы – большое А или большое Б? Или П, или Д? У меня, например, вся родня на Ямайке может похвастаться большим Д.

– Это чем же?

– Диабетом.

– А П в таком случае – Паркинсон? Иногда мне хочется, чтоб у меня лучше уж была б какая-нибудь средневековая хворь, вроде чахотки или кровавого поноса.