Ребенок.

Да простят меня Земля и император.

– Я врач, – сказал Тор Варро ксенобитам, бросаясь к девушке. – Вы ее покалечили.

А у него тоже был свойственный схоластам талант преуменьшать.

– Нет, это мое! – преградил ему путь Нобута.

Схоласт сжал кулаки – удивительное проявление эмоций для члена ордена, – но отступил.

– И с этими чудовищами мы хотим мира? – тихо сказал Бассандер.

Он шагнул вперед, но Райне выставила перед ним руку. Джинан ругалась на джаддианском себе под нос. Честно говоря, здесь я согласился с Бассандером. Я таращился на разрезанные ступни девушки, а внутри меня зарождалось мрачное чувство. Я раздумывал, что ждет пять тысяч подарков Кхарна. Подарков от Райне.

– Okun-se! – прогремел в шуме голос князя Аранаты, холодный и безжизненный, как руки Братства. – Ты!..

Я не сразу понял, что аэта обращается ко мне. Позади него ребенок Нобута ласкал покрытое шрамами лицо переводчицы.

– Танаран говорит, что тебе знакома честь. Звериная честь, но все-таки честь. Зная об этом и зная, как ты поступил с моим ичактой, я желаю знать правду. Чего вы хотите?

– Чего мы хотим? – повторила Райне Смайт, когда я перевел. – Чтобы оно и его солдаты перестали терзать наши колонии.

Я повернулся к нависшему надо мной аэте. Варро отвлекся на раненую девушку, и у меня появился шанс – мимолетный шанс – сказать правду, не пользуясь заранее заготовленным сценарием.

– Я хотел посмотреть на ваш народ незатуманенными глазами, – повторил я ответ, данный когда-то Гиллиаму Васу. – И добиться мира.

– Мир! – рявкнул Араната. – Qilete!

Лишь услышав это слово из уст сьельсина, я осознал, в чем проблема.

В сьельсинском языке мир обозначался тем же словом, что и повиновение.

– Что ж, все вышло примерно так, как я ожидала, – понуро сказала Смайт, когда мы вернулись на «Скьявону».

Никто не ответил сразу, принимая во внимание те фигуры, что волками бегали между нами в тишине. Мы были на верхней палубе, в помещении, где хранились скафандры, а в потолке имелся задний шлюз. На наших глазах в него по служебному рукаву, протянувшемуся от расположенной над кораблем вспомогательной платформы, полезла женщина-рабочий. Смайт резко приказала ей покинуть помещение. Мы могли бы поговорить в кабинете рыцаря-трибуна, но она начала заводиться прежде, чем мы туда добрались.

Ей не давала покоя сделка, которую она заключила. Я видел это по ее глазам. Ее черная сделка с Сагарой и то, как он передал ее подарок сьельсинам. Она вновь и вновь вспоминала бедную замученную переводчицу и укоряла себя за то, что сделала, представляя, какая судьба ждет тех несчастных, а также оставшиеся пятнадцать тысяч человек, переданных Вечному повелителю Воргоссоса.

– Ну? – к моему изумлению, первым, словно прочитав мои мысли, подал голос Бассандер Лин. – Рыцарь-трибун, вы… – Он спохватился и мгновенно выправился. – Мэм, прошу позволения говорить искренне.

Смайт дала разрешение взмахом трости.

Бассандеру все равно было неловко, но он устремил взгляд в точку над головой начальницы и сказал:

– Вы видели, что они сделали с бедной рабыней?

– Сложно было не заметить, – процедил Кроссфлейн.

– Каким животным нужно быть, чтобы сотворить такое?

С тех пор я успел узнать, что среди сьельсинов величайшей честью считалось пользоваться трудом других. Жизнь этого народа зависела от состояния и надежности их кораблей, и возможность ничего не делать в таких условиях была великой роскошью. Тем почетнее было иметь рабов, живые игрушки, существ без киати, от которых нет пользы. Пытки людей были проявлением власти и гордости, символом того, как переломить человечество – великого врага – через сьельсинское колено. Я знал людей, которые поступали так же, но говорить об этом Бассандеру не стал.

– Это ужасно, – почти шепотом проговорила Джинан.

– Как бы то ни было, – проявив весь свой солдатский прагматизм, заявила Смайт, – у нас впереди много дел.

Она взяла паузу, чтобы собраться с мыслями, напоминая при этом разбитую детскую статуэтку. Что она чувствовала? Тогда я даже не задумывался об этом, столь сильны были моя злость на нее и мое отчаяние. Но теперь мне кажется, что старая Смайт, будучи родом из сервов, полагала, что двадцать тысяч человек, переданных Сагаре, не ждут ничего худшего, чем участь сервов. Она была имперским трибуном и даже не представляла, какое чудовищное и бесчеловечное применение может им найти демониак вроде Сагары.

– Лорд Марло, я хочу, чтобы вы для меня солгали, – обратилась она ко мне.

– Мэм?

– Вы пообещали Бледному беседу тет-а-тет с нашим главным пленником, – сказала она. – Это недопустимо хотя бы потому, что у наших сьельсинских друзей может быть свое мнение относительно событий на Эмеше, противоречащее, скажем так, официальной версии.

– Простите, рыцарь-трибун, – откашлялась Джинан, – но как вы запретите им выражать это мнение после того, как переговоры завершатся?

Мне не хотелось привлекать к себе внимание Джинан, но я не смог сдержаться:

– Сложно представить, что аэта поставит наше слово выше слова Танарана.

Я серьезно упрощал, но, как это обычно бывает, сам того не осознавал.

– Рыцарь-трибун, позвольте? – выступил вперед Тор Варро.

Для схоласта он был необычно одет. На нем была не роба и не тога, как подобает лицам его звания и положения, а длинная зеленая туника с разрезами, похожая на рыцарский плащ-сюрко. Носил он ее поверх облегающей рубахи и свободных, подвязанных ниже коленей шаровар. Шаровары были заправлены в чулки, а на ногах были типичные для схоластов мягкие туфли. Бронзовые знаки отличия не были пришиты к перевязи, надетой наискось, подобно патронташу, а висели на груди, как солдатские медали. Вид у него был патрицианский, но без шрамов; во всем его облике сквозила непоколебимая уверенность, основанная на знании.

– Я осмелюсь выразить надежду, что в итоге показания наших пленников будут значить для аэты гораздо меньше, чем привилегии, которые он получит, сотрудничая с Империей. Мы рассчитываем, что отношения между двумя нашими народами будут процветающими.

– Процветающими… – повторил Бассандер, не скрывая презрения, но сдержался и не высказал того, о чем думал.

– И что же мы собираемся им предложить? – спросил я, чувствуя, к чему все идет.

Вопрос был адресован Смайт, но по ее знаку мне ответил схоласт:

– Немедленное прекращение огня, обусловленное гарантией дальнейшего диалога. В точности как вы сами предлагали на Эмеше.

– Что еще?

Варро покосился на Смайт, спрашивая разрешения ответить. Она махнула тростью.