Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да вы что все, с ума посходили??? – закричала она, тут же закашлявшись. – Раиса Васильевна! Какая милиция?? Немедленно отмените вызов! Здесь что, убивают кого-то, кроме вашей завышенной самооценки??? – и, не дожидаясь бешеного крика бабушки Игоря, теперь уже обращенного на нее, она посмотрела на отца, пышущего яростью до такой степени, что даже усы вздымались, и возмущенно проговорила:
– Пап! Ну ты-то что делаешь?!? Убери биту, сейчас же! Мам, уведи его, нам с Сережей поговорить надо. – сказала она, едва дыша, и все вокруг, что-то возмущенно ворча, шепча, бурча и восклицая, наконец, разошлись по квартирам, оставив Женю и Сергея вдвоем.
Женя возмущенно и гневно посмотрела на него, чувствуя, как болезненно екнуло его сердце, тут же сорвавшись с места и помчавшись куда-то в дальние края… Он посмотрел на нее внимательным, жадным взглядом, нежно, но с большой долей отчаяния оглядев ее бледное лицо, темные круги под глазами, розовый топ на лямках и серые спортивные штаны, провисшие под коленками миловидными и веселыми пузырями… Через боль, через обиду, через гнев Женя вдруг почувствовала, как ее все равно, с неистовой силой тянет к нему, как она желает тонуть в его серых, внимательных и решительных глазах, как ей хочется коснуться его, ощутить мужскую силу его тела, почувствовать его сумасшедшую энергетику…
Ну почему, почему она не может отвязаться от него?? Почему все равно умирает от его близости, хоть и злится на него, хоть и ненавидит сейчас всеми фибрами своей души?.. Что же это за издевательство-то такое???
– Ты совсем, что ли, уже??? – возмущенно прохрипела она, поморщившись от боли в горле. – Ты зачем орал? Зачем Раисе Васильевне хамил?? А… а это что?? – она посмотрела на обломки от очень даже недешевого телефона и поспешно отступила, чувствуя хруст под своими кроссовками.
Сергей внимательно и ужасно ненасытно смотрел на нее, не отводя глаз, поэтому он просто безразлично пожал плечами и проговорил:
– Разбил.
– Разбил? – Женя выдохнула и присела, очень жалея дорогой аппарат и взяв несколько кусочков пластмассы в руку, растерянно глядя на них и пытаясь сообразить, как можно это склеить.
Сергей импульсивно наклонился к ней и, взяв ее за запястья, легко поднял, поставив на ноги и заглядывая в глаза отчаянным, нетерпеливым взглядом:
– Женя, да черт с этим телефоном, ты о чем думаешь, вообще?!? Жень… – снова позвал он ее, а Женя, ощущая, как обожгли его руки своим прикосновением ее кожу, тяжело выдохнула и гневно отошла от него, присев на корточки у стены и устало, с болью глядя на него:
– Ну давай. Поведай мне, чего я еще не знаю о тебе, твоей жене и шестилетней дочке. А может, я чего-то и о себе еще не знаю? – гневно закончила она, а Сергей вздохнул, нахмурившись, и легко запрыгнул на стык перил, не обращая внимания на свой дорогой костюм, тяжело проговорив:
– Это фиктивный брак.
Женя даже вздрогнула, совсем не ожидая ничего подобного и даже на мгновение перестав злиться.
– Как это – фиктивный???
– Очень просто. Обычная договоренность Ксюшиного отца и моего. Если бы я не женился на ней, Кроповницкий забрал бы у моего отца весь бизнес и пустил бы нас по миру… А значит, мой папа в не очень мягкой форме попросил меня жениться на ней, чтобы сохранить свое влияние и «Черный полюс», а также множество других проектов.
Женя в ужасе смотрела на него, не веря, что такое вообще возможно… Отец заставил сына жениться на ком-то, ради… денег? Работы?
– Но… зачем… почему именно жениться? Есть много других способов шантажа…
Сергей печально и холодно ухмыльнулся.
– Ксюша. Она влюблена в меня. Была. – добавил он, а Женя с болью и ревностью понятливо кивнула. Ну конечно. Как же иначе? – А я…
– Вел себя с ней как обычно? – усмехнулась Женя. – Ну ясно тогда, почему ей в голову пришел такой вариант. Разве тебя по-другому привяжешь?
Сергей хмуро посмотрел на нее, чуть склонив голову, и Женя вздрогнула, заметив какую-то искру в его взгляде…
– Странно, что именно ты говоришь мне об этом. В общем, между нами заключен брачный контракт на десять лет, по которому Ксюша должна родить Кроповницкому внука, а я не могу развестись с ней, поскольку тогда весь мой бизнес уплывет в ее руки, а значит, в ее семью. И если это произойдет, мой папочка выжжет меня сигаретой со всех семейных фотографий.
Женя в ужасе смотрела в пол, обдумывая все, что он сказал. Ей было даже страшно представить, каково ему жилось все эти годы под отцовским надзором и по его указке, что значит – жить с нелюбимым человеком столько лет и понимать, что не можешь никуда уйти, не можешь сам управлять своей судьбой, быть с тем, кого…
Женя решительно встала, вдруг вспомнив свою обиду, свою боль.
– Почему ты не сказал мне?.. – с болью прошептала она, глядя на его рассерженное красивое лицо, яркие серые глаза, изучающие ее отчаянным взглядом, и ощутила такой тугой узел в груди, что по ее щеке моментально скатилась слеза.
Он соскочил с перил, подойдя к ней, и импульсивно произнес, недовольно и гневно глядя на ее слезинку:
– Я не смог, Женя, я – как идиот, боялся, что потеряю тебя! Я вел себя, как эгоистичный подлец, поддаваясь своим желаниям, и прекрасно понимал, что когда ты узнаешь – все будет кончено, я никогда не смог бы прикоснуться к тебе! – процедил он с болью, и Женя вздрогнула, чувствуя начинающийся жар во всем теле и мелкую, мелкую дрожь… Слезы, слезы так и побежали по ее щекам, она гневно смахнула их и воскликнула:
– Но так нельзя!! Ты… ты не оставил мне выбора! Ты же видел, что я… что я влюбляюсь в тебя… – прошептала она, в ужасе от того, что сказала это вслух, и заметив, как загорелись его слова, когда он услышал заветное слово. – Ты должен был остановиться! А не играть со мной, привязывая к себе все больше и больше…
– Женя!!! – гневно воскликнул он, схватив ее за плечи и ужасно, чертовски сильно горя, Женя едва вздохнула от отчаяния и обреченности. – Никогда не смей так говорить, ты слышишь?? Я знаю, я не должен был продолжать все это, но не мог, я не мог остановиться, черт побери, ты даже не представляешь, что ты сделала со мной! Я готов на все, лишь бы ты позволила поцеловать себя, готов на все, чтобы оставаться с тобой каждый вечер, каждую минуту моей жизни, я умирал всякий раз,