Сильный голос царя, голос гиганта с римским носом, закрученными усами, в неизменном мундире кирасира, голос устроителя смотров и манёвров, требующих широты площадей, марсовых полей и учебных плацев, разносился по всей России. Государь был строг и добр, милосерден и беспощаден. Он не давал поблажек ни себе, ни другим. Бесконечно любил единственную женщину — свою жену Александру Фёдоровну. Под его хозяйским глазом и флот действовал сноровисто. Чего стоили хотя бы Наварин, Анапа, Варна, Сизополь! К победам привыкли. Когда князь Меншиков доложил о сражении бригов и люгера у Монастырской бухты под началом Рикорда, царь ответил: «Кажется, адмирал Рикорд исполнил свой долг. А что наши моряки храбро дерутся, это нам не новое».

С падением Сизополя открывались дороги на Балканы. К ним стремилась Россия многие годы в прошлом. Если Варна служила базой на северной стороне Балкан, то крепость Сизополь являлась опорным пунктом флота и главной продовольственной базой. После её захвата военные действия перенеслись во внутренние области Порты.

Беллинсгаузен уже командовал 110-пушечным кораблём «Париж». Высаженный с него десант занял город Инаиду и разрушил военный завод в Самокове.

9 августа 1829 года командующий Иван Иванович Дибич-Забалканский направил Грейгу депешу с предписанием взять крепость Мидию. Когда черноморская эскадра подошла к ней, то все увидели прочные высокие стены, с которых открыли пальбу сотни орудий. Началась артиллерийская дуэль. На борту у Фаддея находился командир десанта контр-адмирал Иосиф Иванович Стожевский, участник взятия Анапы, Варны, Коварны и Сизополя, награждённый орденом и золотой саблей «за храбрость». Когда начали рушиться стены, он попросил Фаддея просигналить «Иоанну Златоусту» и «Пимену», чтоб продолжали стрельбу по крепости. А другие корабли приступили бы к высадке десанта.

— Ну, не поминайте лихом! — побледнев от волнения, произнёс Стожевский, когда баркасы с солдатами и матросами, по полусотне с каждого корабля, и одной пушкой устремились к берегу.

Однако встреченные картечью десантники не смогли взять Мидию штурмом и вернулись на суда. Только появление на рейде всей эскадры Черноморского флота, сокрушительная бомбардировка и вторичная высадка десанта подорвали моральный дух турецкого гарнизона. Солдаты начали покидать крепость.

С падением Мидии завершилась кампания 1829 года. Перед русскими войсками открывалась дорога на Константинополь.

Чтобы предотвратить полный разгром Порты, послы Австрии, Англии, Франции направили фельдмаршалу Дибичу письмо с предложением условий мира между Россией и Турцией. Дибич решительно отклонил посредничество, хотя и выразил готовность вступить в непосредственные переговоры с турками о заключении мирного договора. Тогда правительства этих государств отдали приказ своим морским ведомствам о защите Константинополя. Английская, французская и австрийская эскадры общей численностью в сорок кораблей подошли к Дарданеллам. Взбешённый коварством недавних союзников, Николай I приказал Дибичу пушками отразить попытку иностранных кораблей войти в пролив. Возникла угроза европейской войны, где силы оказались бы неравными. Русские могли противопоставить не больше двадцати тысяч войска. К тому же наступала слякотная осень. Эти обстоятельства вынудили Дибича начать переговоры в Адрианополе.

Европейские дипломаты прилагали все усилия к тому, чтобы заставить Россию отказаться от требования полной свободы Греции. Они выступали лишь за предоставление этой стране автономии в рамках Турецкой империи. Но Россия решительно отвергла их домогательства. Николай I вёл разные войны — праведные и неправедные. Но во времена грозной Порты Россия была единственной защитницей своих соседей. За её спину торопились укрыться армяне от резни, учиняемой янычарами. Она защищала Грузию от территориальных претензий Турции. Россия помогала Украине вернуть Измаил, Очаков, обезопасить от набегов южные земли. Греки, четыре века страдавшие от турецкого гнёта, обрели независимость. Ряд важных привилегий и льгот получили народы Сербии и дунайских княжеств. Оттоманская Порта уступила России устье Дуная с островами, признала присоединение Грузии, Имеретин, Мингрелии, автономию Молдавии и Валахии.

Перезимовав в Севастополе, летом 1830 года Гвардейский экипаж опять же под начальством Беллинсгаузена сушей вернулся в Петербург. За найденный во всех частях отменный порядок при вступлении экипажа в столицу Фаддей удостоился благодарности в приказе по армии. Его произвели в вице-адмиралы и назначили командиром 2-й флотской дивизии в Кронштадте.

Старые друзья собирались в Морском клубе. Если молодёжь кучковалась в бильярдной или танцевальной зале, то адмиралы уединялись в небольшой каминной, просили чаю или вина и ударялись в воспоминания, прислушиваясь к вою ветра за окном, к которому, как все моряки-парусники, относились с некоторой тревогой и суеверием. У каждого при гуле ветра возникало своё ощущение, но непременно связанное с чем-то неприятным, печальным. Мало их баловали солнце да попутные ветерки. Чаще приходилось ходить галсами не только по белым от пены океанам, но и житейским морям. В последние времена галсы делались круче.

Царь Николай поражал памятливостью. Это свойство приписывалось всем заметным в истории государственным мужам. Он знал назубок номера дивизий, названия полков и кораблей, фамилии офицеров и чиновников всех рангов на флоте и в армии. «Россия — государство военное», — любил повторять он. У него на верхнем этаже дворца в Петергофе был устроен рабочий кабинет с обширной библиотекой и атласами. Тут не находилось места ни одной безделушке. Всё просто, по-казённому строго и чисто. Кончался кабинет балконом, откуда император мог отдавать приказы своему флоту в Кронштадте. Для этой цели Николай использовал рупор и небольшой телеграф. Этот оптический телеграф — предшественник электромагнитного. Каждая буква имела особый флаг, различаемый с помощью телескопа или подзорной трубы.

Нередко государь отдавал флотскому начальнику приказы неожиданные и следил, как быстро исполнялись они. Тут уже приходилось вертеться Петру Михайловичу Рожнову, ставшему командиром порта и военным губернатором Кронштадта.

Вообще его служба складывалась не так-то просто. После Отечественной войны 1812 года его, как и Беллинсгаузена, перевели на Черноморский флот. Здесь он сделался директором Севастопольского порта, командовал эскадрой, имея свой флаг на корабле «Париж», том самом, где позднее капитаном стал Фаддей. Потом попеременно служил флотским начальником Ревельского порта, директором Морского кадетского корпуса, после чего царь послал его в российскую глубинку руководить заготовкой дубового корабельного леса и доставкой его к верфям, в Казанском и Астраханском адмиралтействах он налаживал строительство судов для Каспийской флотилии, в Астрахани же надзирал за поставками провианта для войск Паскевича-Эриванского, находящихся в Грузии. Несмотря на неудачное директорство на педагогическом поприще, царь одарил его алмазными знаками ордена Святой Анны 1-й степени, единовременным пособием в 10 тысяч рублей и определил в главные командиры Кронштадтского порта, пожаловал должность, самую что ни на есть хлопотную, нервную, под прямым царским надзором. Не кривил душой путешествующий маркиз Астольф де Кюстин, когда писал, что славянин по природе сметлив, музыкален, почти сострадателен, а вымуштрованный подданный Николая — фальшив, тщеславен, деспотичен и переменчив, как обезьяна. Чтобы жить в России, недостаточно скрывать свои мысли — нужно уметь притворяться. Первое полезно, второе необходимо.