похоронные дроги. С водительского места выбрался тот самый Коля, который вчера гарцевал вокруг Тонечки на велосипеде. Вместе с санитарами он зашел на участок, посмотрел на старую княгиню, закурил и изрек что-то вроде:

– Вот жизнь…

– Главное, и больна-то не была ничем особенно, – с досадой сказала врачиха. – И болезней себе не выдумывала! Старики любят себе хвори сочинять, а Лидия Ивановна никогда!..

– Почему она умерла? – спросил Родион в который раз.

Врачиха развела руками:

– Мало ли. Может, инсульт. Или тромб оторвался.

– Родственники у нее есть? – спросила Тонечка.

– Да кто ж их знает, – отозвался участковый. – Жила одна, это точно могу сказать, иногда вроде племянник к ней наезжал, а там… не в курсе мы.

– Нужно родственников известить.

– Их еще сначала найти бы неплохо! – залихватски ответил участковый, которому нравились Тонечкины формы и кудри, хоть она и была старовата, лет тридцать пять, не меньше!.. А может, и все сорок, кто их знает, столичных!

Вторая, у которой на дворе старуха преставилась, была еще краше – высокая, джинсы в обтяг, грудь уверенная, сама быстрая, порывистая, э-эх!.. Но таких цац участковый побаивался и как будто не до конца верил в их существование. Таких по выходным показывали на НТВ в программе «Звезды взошли», у них то и дело крали бриллианты и детей, мужики их избивали, зато потом платили миллионные отступные, они были блогершами и актрисами. И еще певицами!.. Участковый считал себя человеком здравомыслящим и на такой дешевый развод не велся – ну, так люди не живут, это все специально выдумано, чтоб народ отвлечь!.. Ну, чтоб народ не очень по пенсиям грустил, за детскими пособиями не ломился, за коммуналку исправно вносил и штрафы платил, а ему за все это по телику кралей показывают – груди, попы, бриллианты и как мужики их метелят!

Когда старую княгиню санитары принялись взволакивать на носилки, Тонечка почти насильно утащила Родиона домой. Саша Шумакова проводила их до крыльца – она тоже не хотела смотреть.

– У меня хлеб свежий есть, – проинформировала она и отвела глаза. – Московский! Масло сливочное и банка икры. Большая. Мне партнеры на Новый год привезли в подарок. А я так и не попробовала.

– Вот и прекрасно, – бодро откликнулась Тонечка. – Родион нам самовар поставит, как вчера. Сейчас все уедут, и станем… пировать.

На улице зафырчала «Газель», они прислушались.

– Должно быть, все, – заметила Тонечка. – Забрали.

Вскоре появился участковый.

– Просьбица у меня к вам, – сказал он, конфузясь. – Там Вячеслав Андреевич, мэр наш, сильно за покойницу переживает. Может, вы по-соседски у ней в доме посмотрите, вдруг какие бумажки остались, записки? Ну, чтоб мы родственников известили! Телефон у ней был, не знаете?

– Я не видела, – отозвалась Тонечка.

– Может, и телефон найдется. Я бы сам занялся, но мы все на усиление брошены. Дорогу в лесу сторожим.

– Зачем? – машинально спросила Тонечка.

Участковый вздохнул:

– Да ни за чем. По дури. Чтоб, стало быть, москвичи без пропусков через лес в Конаково не ехали. Через лес запрещено.

– Почему?

– Да говорю ж, по дури. Вы уж помогите по-соседски, лады? Посмотрите! Дверь потом замкните, а ключик у себя оставьте. Если чего найдете, звякните, вот номер мой!

– Хорошо, – согласилась Тонечка.

Отправляться в дом старой княгини ужасно не хотелось, но они с Сашей пошли.

Родион увязался за ними.

– В больнице у них интересно, – рассказывал он, пока они переходили с одного участка на другой. – Все старое, жуть! Полы провалились, потолки черные, пакля торчит. И такие скамейки деревянные в коридоре. Я там попа видел. Он на скамейке как раз сидел.

– Не попа, а батюшку, – поправила Тонечка.

Родион не обратил внимания.

– Тонь, если поп служит Богу, он что, не может его попросить, чтоб не болеть? И жить вечно?

Саша Шумакова оглянулась и посмотрела сначала на Родиона, а потом на Тонечку.

– Ну, поп ведь обычный человек. То есть батюшка, – поправилась Тонечка. – И не все его просьбы Бог исполняет. И не всегда.

– А зачем тогда работать попом? То есть батюшкой?

Тут теологический диспут закрылся сам собой – слава богу! – потому что они пришли в дом старой княгини.

– Как тут искать-то? – спросила Саша вполголоса и скинула у порога мокасины. – Мы ж не сыщики!..

– Посмотрим, может, правда найдем какие-нибудь записные книжки.

– Лучше б участковый сам искал.

– Ты же слышала. Он лес сторожит. От москвичей.

В доме было тихо, чисто и хорошо пахло – должно быть, княгиня любила свое жилище и ухаживала за ним. С заднего крылечка был вход на террасу, как и в Тонечкином доме. С террасы наполовину застекленная дверь вела в большую, на четыре окна, комнату.

– Есть кто? – на всякий случай крикнула Тонечка. – Соседи пришли!

Конечно, никто не отозвался. Только тикали по-прежнему часы и где-то мерно капала вода.

В комнате было полутемно – когда утром Тонечка сюда забегала, не обратила внимания, что на всех окнах задернуты занавески.

– Где мы будем искать? – спросила Саша.

– Я предлагаю по верхам посмотреть, и все, – решительно сказала Тонечка. – На столе, в прихожей, на этажерке. Подожди, я шторы раздвину.

Мебель в комнате была старинная – жесткие стулья, круглый стол на одной ноге, этажерка с полированными шишечками. На пузатом комоде кружевная вязанная крючком салфеточка. На салфетке черно-белая фотография пузатого мальчугана в трусах и панаме.

– Как ты думаешь, это родственник? – спросила Тонечку Саша. – Наверное, нужно из рамки вынуть и посмотреть, вдруг там что-нибудь написано, да?

Тонечка покивала.

Родион стоял в дверях с собакой на руках. Вид у обоих был настороженный.

Кругом был образцовый порядок, только на диване все подушки раскиданы, одна даже свалилась на пол. И скатерть на круглом столе сдвинута – один край свисал почти до пола. Тонечка вернула подушку на диван и поправила скатерть. На столе не было никакой посуды, кроме единственного блюдца, чисто вымытого.

В тесной кухоньке – Тонечка вошла и огляделась – тоже все в полном порядке.

– Она жила совершенно одна, – возвестила Тонечка из кухни, и голос ее странно отдался от стен, словно они понимали, что пришли чужие.

– Почему? – спросила возникшая в дверях Саша.

– Чашка одна, тарелка тоже одна. Ложка, вилка, нож – всего по одному.

– Как грустно, – сказала Саша. – Когда тарелка одна, и чашка тоже. И никому дела нет, жив ты или помер…

На кухонном столе стояла круглая коробка из-под печенья, в нее были аккуратно сложены лекарства. На подоконнике две книжки.

Тонечка посмотрела.

«Дмитрий Донской» из серии ЖЗЛ и толстый том Василия Розанова.

«Донской» был заложен высушенной веткой мимозы – вот как!..

– На