И Маркус вдруг разом понял, что осилит этот марш-бросок. Чего уж тут осиливать? Только и делов, что сделать шаг, за ним другой, и так далее. До тех пор, пока он просто делает следующий шаг, всё будет в порядке. Всё дело только в нём, в следующем шаге. И совсем не надо думать о километрах, милях и прочих труднопредставимых мерах длины; это только зря подавляет человека. Достаточно думать о следующем шаге – и делать его, и повторять, и повторять это.

Маркус встал, чувствуя себя окрылённым. Нет, эти записные книжки он здесь не бросит. И он снова засунул их в рюкзак. Уж не настолько они утяжеляют его поклажу. Он снова надел ремни на плечи и сделал следующий шаг, потом следующий, потом следующий.

В какой-то момент дорога снова пошла вниз. Идти стало легче, но потом каждый шаг стал рвать коленные суставы, и начали болеть ступни. Вообще, его обувь была слишком тёплой, предназначенной для зимы; и у него было чувство, что в них стоит вода. Требовалось усилие воли, чтобы сделать следующий шаг.

Потом снова в гору. По непонятным причинам несколько километров подряд тянулась насыпная дорога, она расширилась и была проложена так, будто должна была стать проезжей, так что Маркус уже надеялся, что вскоре начнётся обжитая местность, однако щебёнка внезапно снова кончилась, дорога сузилась и нырнула в заросли.

Иногда он спотыкался и лишь с трудом удерживался на ногах. Он смочил водой другую майку и примостил её на голове, но кровь всё равно стучала в висках. Иногда попадались слякотные участки, иногда ветки хлестали его по лицу и рукам. Укусы насекомых начали свербеть, но если он чесался, становилось только хуже. Он закатал брюки, колени были исцарапаны, икры искусаны.

Топкая почва? Это обнадёживало. В следующем таком месте он отправился искать источник воды, проник в чащу и продирался сквозь кусты, пока не наткнулся на стоячий пруд. Он выудил из рюкзака пустую бутылку и погрузил её, чтобы набрать воды, но вода оказалась коричневой и непрозрачной.

Он снова вылил её, поискал платок, попытался отфильтровать через него воду. Но вода по-прежнему оставалась отвратительной.

Он малодушно опустился на землю. И сам себе показался тупым идиотом. Может, он уже давно заблудился и даже не заметил этого.

Чёрт возьми! И эта мошкара вокруг! Его ступни, казалось, превратились в кровавое месиво, а может, и не казалось, а было так; он даже не хотел проверять это.

Вот опять комар, назойливый и крупный! Он ударил, но не попал.

Маркус был на пределе сил. О следующем шаге он уже не думал. Всё чепуха. Вся эта самомотивировка, все эти психоштучки, которыми их пичкали на семинарах по продажам, – всё в задницу. Считается лишь то, что ты сидишь тут в дерьме, один-одинёшенек, и не знаешь, куда сунуться.

Он скинул с плеч рюкзак, раскрыл его, достал оттуда телефон. Боже правый, он нашёл сеть! На дисплее стояло: «Welcome!»

Стоп. Стоп. Его охватила дрожь. Спасение было близко, на расстоянии всего лишь нескольких нажатий на кнопки, но… Большое Но. Они его, возможно, и спасут. Но тут же арестуют. Если он нажмёт на эти кнопки, то его дороге придёт конец. Тогда всё было напрасно. Каждый его шаг. Всё.

Маркус погладил маленький аппарат. Он помещался в его ладони, влажный от его пота. Пластиковые кнопки. Уже сейчас цифровые данные мечутся туда и сюда между ним и какой-то радиостанцией. По этому сигналу его можно обнаружить, с точностью до нескольких метров.

Что будет, если он не выживет? Может, какое-то из этих насекомых уже давно впрыснуло в него яд, с которым в одиночку ему не справиться? Может, от какой-нибудь из этих колючек он заразился столбняком? Столько опасностей вокруг, и большинство из них ему вообще неизвестны.

Просто набрать службу спасения. Пока ещё есть связь. Через пару километров её может не быть. Набрать службу спасения, и всё будет хорошо.

Не так уж это и страшно. Ну, арестуют его, ну и что? За нелегальный въезд много-то ему не дадут. А остальные пункты – да действительны ли они ещё? Ну да, наверное, они ещё действительны.

Эта мысль поднялась на поверхность, как медленно всплывающий кит, и тысячи пугливых голосов хотели перекрыть её, хотели, чтобы он набрал наконец 9-1-1, это ведь было так просто…

Если он это сделает, ему никогда не узнать, из-за чего пришлось принять смерть его отцу.

Что-то побежало по его щекам, но это были не насекомые, это были слёзы. Окоченелым, почти артритным движением пальцев он отключил свой телефон. Сжал его, в то время как внутри поднималась неукротимая ярость, размахнулся и зашвырнул его подальше в кусты, подальше и навсегда.

Потом зажал руками рот, из которого рвался наполовину смех, наполовину всхлипы. Так он и сидел до тех пор, пока наконец не смог подняться и продолжить марш-бросок.

Когда солнце опустилось к горизонту, вопрос, делать ли следующий шаг, вообще уже не ставился. Его ступни делали это автоматически. Мысли погасли. Тупо и механически он плёлся вперёд, переполняемый крепнущим подозрением, что движется к своей погибели.

Стемнело. Он искал место, куда можно было бы прилечь. О диких зверях он уже давно не беспокоился. Сначала стянул башмаки и носки, посмотрел на ступни, все в волдырях, хотя картина была не так страшна, как он боялся. Затем съел остатки провианта, выпил немного воды, лёг и уснул.

Проснулся Маркус оттого, что луч света щекотал лицо. Он сел как робот, оценил состояние своих ступней, натянул на них носки и башмаки и поднялся. Он больше не знал, зачем идти дальше. Он перестал об этом думать. Он шёл, и этого было достаточно.

Было немного холоднее, чем накануне. Некоторые ветки, касаясь лица, осыпали росой. Это действовало благотворно. Шаг за шагом. Он нашёл ритм, который был не просто шагом, он был движением вперёд. Своеобразное чувство поднималось в нём, могучее, архаическое чувство, что он является частью древней традиции – традиции, которая была старше его, старше всего, что он до сих пор знал. В нём будто ожили воспоминания о древних временах, когда его дальние предки, охотники, миллионы лет назад прочёсывали саванны молодой планеты.

Пальцы его хватали свежие побеги, срывали на ходу, заталкивали в рот. Он жевал, ощущая горечь и влагу, и глотал со странной естественностью.

Дорога поднималась в гору, открывая неоглядные дали лесов, которые он пересекал. На одной стороне – далёкие гранитные зубцы, на другой – мятые полосы желтизны, а между ними только лес, волнами холмов под небом, полным свинцовых туч. Было безветренно, беззвучно, океан деревьев смыкался вокруг него с нерушимым спокойствием. Тонкая дымка лежала в долинах как молоко.

Мир, казалось, дышал.

Тени туч скользили по верхушкам, звенели цикады. Каждый шаг, который он делал, был частью этой мистерии, нотой в песне творения, оно в каждое мгновение возникало заново, вечно юное, издавна известное и никогда прежде не слыханное.

Все печали слетели с него, вся боль была забыта – нет, не забыта. Принята. Каким-то образом, Маркус сам не смог бы это объяснить, он понял, что всё это было необходимо, и всё то, что он увидел, стоило его усилий. Собственно, он не увидел – он узнал. Он смотрел на природу, а видел себя. Невозможно было представить себя в отдельности от этого. Где кончается он, и где начинается мир? Невозможно было провести границу. Размытый переход, сплошная среда, целое.