встрече с главным коммунистическим лидером Западной Европы. По прибытии домой в начале февраля в ряде шведских газет под кричащими заголовками мы обнаружили телеграмму из Франции следующего содержания:

«Париж, пятница.

Предпринятая лидером французских коммунистов Морисом Торезом поездка в Италию, во время которой он, в частности, принял участие в большом международном коммунистическом конгрессе и вёл длительные переговоры с Пальмиро Тольятти, главой итальянских коммунистов, и другими коммунистическими лидерами Балканских стран, стала поводом для распространения различных слухов и предположений.

Как всем известно, французские коммунисты борются с большими экономическими трудностями, и кажется, что буржуазная пресса во Франции единодушно считает, что в первую очередь Торез хотел использовать время переговоров в Италии для поправки экономического положения. Во Франции все хорошо знают, что путь Тореза в Москву пролегает через Италию и Югославию. Через плохо охраняемую франко–итальянскую границу идёт поток коммунистических курьеров и контрабандных денег. В некоторых случаях была также зафиксирована переправка документов и оружия.

В ближайших к де Голлю кругах с напряжённым интересом следят за развитием сотрудничества между французскими и итальянскими коммунистами. В конце прошлого года Торез потерпел крупное поражение в профсоюзном движении Франции и, вероятно, теперь он сделает всё для того, чтобы вернуть утраченные позиции.

Находясь в очень тесном сотрудничестве с итальянскими и югославскими коммунистами, приближённые к де Голлю стали придерживаться мнения о том, что если что–то произойдёт в Италии, то тогда и Торез решится что–то предпринять. Относительно вопроса о том, кто финансирует коммунистическую подрывную деятельность как в Италии, так и во Франции, обществу де Голля известно, что деньги поступают из Москвы и что в качестве посредников выступают буржуазные банкиры.

Среди упоминаемых в этой связи банкиров есть швед Улоф Ашберг, который, как утверждают, “с близкого расстояния” следил за переговорами Тореза и Тольятти, проходящими в Италии. Официальная сторона в Париже не желает высказываться о том, какую возможную роль банкир Ашберг сыграл во взаимодействии Тореза с Москвой, но приводятся ссылки на “Досье на Ашберга”, которое находится в руках французской полиции и из содержания которого следует, что банкир Ашберг был шпионом на службе у Советской России. Между тем содержание досье засекречено, и полиция не намерена выдавать его для исследования».

Ответив на статьи в прессе, я, в частности, подчеркнул, «что они на самом деле были настолько глупыми и нелепыми, что даже не стоило бы на них отвечать. Тем не менее они так же, как и более ранняя пропаганда, завоёвывают доверие и тем самым способствуют развитию антисемитских тенденций, и я не могу допустить, чтобы эти необоснованные слухи продолжали распространяться без какого–либо опровержения». Далее я написал:

«Информация о том, что я был в Италии, является абсолютно верной. Однако я пробыл там не два месяца, как сообщается в газете, и не для того, чтобы встретиться с вышеупомянутыми политическими персонами, с которыми я не имею чести быть знакомым, но с тем, чтобы поправить здоровье. Именно поэтому 19 января с женой мы отправились в Сан–Ремо. Между тем стоимость жизни за последнее время выросла до такого небывало высокого уровня, что наших денежных средств, предназначенных для двухмесячного пребывания в Италии, едва хватило на несколько недель. Тогда же начала вызывать тревогу и политическая ситуация — в высказываниях Бевина швейцарская пресса видела серьёзную военную угрозу, — и несколько дней тому назад мы вернулись в Швецию. На этом всё, что касается моей поездки в Италию.

То, что определённые круги во Франции связывают данную поездку с революционными планами коммунистов в Италии, я могу истолковать лишь как одно из звеньев в цепочке активных действий этих кругов. Их деятельность направлена на выдвижение подозрений против меня с тем, чтобы заставить французские власти препятствовать моему пребыванию в Париже. В этом они смогли преуспеть за срок почти в три года.

Я спрашиваю себя: как французское правительство, будучи демократическим, могло содействовать тому, чтобы шведскому гражданину, который стал жертвой моральных и экономических нападок, было отказано в возвращении во Францию с тем, чтобы там он мог потребовать восстановления своих прав?

Я также спрашиваю себя о том, как выходит, что шведскому правительству с настолько выдающимся и уважаемым министром иностранных дел не удалось уговорить французское правительство предпринять расследование для внесения ясности в это тёмное дельце. Дело ведь касается не только личного интереса одного человека. Речь идёт о правде и справедливости. Правда и справедливость одержали победу в деле Дрейфуса. В данном деле они также победят».

В результате напряжённых усилий в течение трёх лет, в июне 1948 г. я наконец смог вернуться во Францию. За то, что на моё возвращение было дано согласие, я в первую очередь должен поблагодарить Жюля Мока и Саломона Грюмбаха. Они оба были влиятельными членами Социалистической партии Франции. В 1940 г., когда я попал в концентрационный лагерь, Грюмбах вступился за меня и публично заявил, что судебный процесс, начатый против меня, самым отвратительным образом напоминает дело Дрейфуса.

Саломон Грюмбах умер летом 1952 г. 2 июня того же года он в качестве представителя Социалистической партии Франции присутствовал на открытии памятника Брантингу в Стокгольме. Он лично знал Яльмара Брантинга и всегда восхищался этим истинным интернационалистом. Среди всех блестящих речей, произнесённых в честь открытия памятника, речь Грюмбаха стала самой красивой и самой тонкой. Он был прекрасно образованным человеком, оратором от бога, блестящим участником дебатов, который в перерыве между остроумными репликами делал меткие карикатурные зарисовки в своём блокноте.

Саломон Грюмбах был душой любой компании благодаря своему горячему темпераменту, искромётному чувству юмора и остроумию. Будь то друг или противник, никто не мог остаться равнодушным к его сердечной доброте. Всех привлекал огонёк плутовства в его живых глазах.

Грюмбах был одним из самых деятельных борцов за мир нашего времени. В проведении Брюссельского мирного конгресса 1936 года под председательством лорда Роберта Сесила он сыграл одну из главных ролей. Во Франции он был наиболее компетентен в немецком вопросе и владел немецким языком так же хорошо, как и французским. Позже его усилия и помощь в спасении беженцев во Франции были забыты.

Во время своего приезда в Стокгольм, который был приурочен к открытию памятника Брантингу, Грюмбах навестил, конечно же, и нас в поместье Эппельвикен. Мы сидели под вишнёвым деревом в нашем саду, и он был счастлив словно дитя. «О, можно ли мне будет приехать сюда и собрать вишни», — закричал он от восторга, увидев дерево, усеянное белыми цветами. Прошло несколько дней, и мы вместе отправились в Париж, а через пару недель Саломон Грюмбах скончался.

Я