Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день Курно и Павлович встретились снова, за обедом в итальянском ресторанчике в центре города. Они почти не обсуждали «Нежность камней». Речь заходила разве что о том, с какой вольностью Ажар обращается с французской грамматикой, дабы придать тексту желаемый эффект. Курно поручил оформление суперобложки романа художнику Андре Франсуа. Она была уже никак не связана с «Нежностью камней», поскольку Гари согласился на предложение Курно дать книге другое название — «Вся жизнь впереди».
Перед выходом романа в свет, а именно 23 июня 1975 года, Ромен Гари дал Полю Павловичу на подпись очередное письмо, которым тот свидетельствовал, что «автором книг, опубликованных под псевдонимом Эмиль Ажар, является Ромен Гари. Поскольку Ромен Гари пожелал сохранить инкогнито, я, по его просьбе, согласился выступать под псевдонимом Эмиль Ажар в переписке и при подписании договоров с издательством „Меркюр де Франс“. Поль Павлович (Эмиль Ажар)».
Как только «Вся жизнь впереди» появилась на прилавках книжных магазинов, поползли слухи о том, кто на самом деле является автором этой книги. Большинство критиков видели в новом романе Ажара шедевр таинственного молодого писателя, и это были те же самые люди, которым Гари казался героем вчерашних дней, если вообще героем.
Жан Фрестье, скептически относившийся к «Голубчику», был потрясен вторым творением Эмиля Ажара, о чем и написал на страницах «Нувель обсерватер»:
В этом романе слились воедино правдоподобное и нереальное, его стиль отмечен нарочитыми ошибками, новой жизнью затертых в обиходе слов, эвфемизмами, прикрывающими крепкие выражения, подтекстом, который в сочетании с красноречивым молчанием, свойственным настоящим писателям, насыщает текст новыми смыслами. Так рождаются фразы вроде: «Злодеи мало на что могут пролить свет, им всегда милее темнота». Или замечание по поводу сна: «Крепче всего спят грешники, потому что им на всё плевать».
Статья Фрестье сопровождалась фотографией Павловича, а врезка Ги Дюмюра содержала некоторые реальные сведения из его жизни — с согласия Гари? Статья была озаглавлена: «Таинственный автор».
Ги Дюмюр не сомневался, что «в тени Эмиля Ажара скрывается большой писатель», но ему не удалось разглядеть Ромена Гари в этой тени «ныне живущих» прозаиков, способных на такой шедевр.
Дюмюр написал также Мишелю Курно и поздравил его с открытием нового таланта.
Среди противников книги «Вся жизнь впереди» был Анжело Ринальди, напечатавший критическую статью в «Экспресс» под псевдонимом Александр Сорель. Он подозревал, что автором этого романа является «писатель, состарившийся за переписыванием и набрасывавший сюжет очередной книги на листках чековой книжки в такси».
Гари настолько возмутило, что Ринальди почуял в его книге «легкий, но стойкий душок антисемитизма», что в черновиках «Псевдо» в разное время неоднократно находим отсылки к этому высказыванию, например:
Во мне нет алчности: из семи моих родственников по материнской линии, попавших в лапы фашистов, ни один не нажился на кремационных печах: никого не пощадили. Я пойду добровольцем. Это верно, что во всем участвовали шесть миллионов евреев, но Анжело Ринальди из журнала «Экспресс» ошибается: их тела пошли на мыло и духи…
* * *
«Что вы сказали?
— Я молчу.
— Этот „легкий душок антисемитизма“, о котором они говорят, распространяли всем известные газовые камеры, в которых погибли… четверо, пятеро, шестеро… шестеро моих родственников по материнской линии. Такое бывает, доктор. Мне уже не кажется, что меня преследуют. Я прекрасно себя чувствую.
— „Экспресс“ думает лишь о том, как оказать вам услугу, искалеченный Ажар. Обвиняя вас в антисемитизме, они всего лишь хотели вам помочь…»
* * *
«Такое бывает, доктор. Мне уже не кажется, что меня преследуют. Я прекрасно себя чувствую.
— Вы правы. „Экспресс“ думал оказать вам услугу, убитый Ажар. Обвиняя вас в антисемитизме, они всего лишь хотели помочь вам переступить черту. Они фактически выдали вам справку в благонадежности и добронравии. Они не обнародуют тот факт, что в вас… сколько, двадцать пять, пятьдесят процентов еврейской крови?»
* * *
Это была критическая статья на мой роман «Вся жизнь впереди», автор которой писал, что у моей книги «легкий душок антисемитизма».
Я прекрасно себя чувствовал. Я соответствовал их правилам. Я был антисемитом. Ни единого крика. Я вполне владел их методами, которые позволяли сыновьям отправлять отцов в кремационные печи.
* * *
Я успел заметить, что под мышкой он держит свернутый номер французской газеты «Экспресс». Теперь он сам мне его протянул.
— Прочтите это, Ажар, — обещаю вам, это последняя проверка, — сказал он мне, ткнув пальцем в определенное место на странице. Я понял так, что это будет очередное убийство. Впрочем, умру не я, а другие люди.
Но это оказалась всего лишь критическая статья на мой роман «Вся жизнь впереди», в которой было сказано, что у моей книги «легкий душок антисемитизма».
Я прекрасно себя чувствовал. Я соответствовал их правилам. Я был антисемитом.
— Доктор, что следует делать еврею, которого убивают, чтобы его не обвинили в расизме?
— Ему следует не разводить антимонию, а согласиться на легкий душок, который ему предлагает «Экспресс», потому что газовые камеры пока не работают…
* * *
Признайте обоснованность обвинения в гуманистическом антисемитизме, Ажар. Тогда в следующий раз вы умрете в газовой камере со спокойной совестью и своим легким душком послужите тем самым делу борьбы с расизмом. Я вижу, теперь вы действительно здоровы.
* * *
— Вот всё, что хочет сказать критик «Экспресс» А. Ринальди, заявляя, что у романа «Вся жизнь впереди» легкий, но стойкий душок антисемитизма…
— Этот душок, доктор, вовсе и не легкий, а очень даже сильный, иначе за две тысячи лет он бы уже давно выветрился… Что делать еврею, которого убивают, чтобы не быть обвиненным в расизме?
И так далее в том же духе не меньше чем на тридцати разрозненных листах, неустанно переписываемых. В окончательном варианте рукописи от всех этих рассуждений почти ничего не останется, а имя Анжело Ринальди и вовсе исчезнет. Ринальди счел книгу Гари антисемитской потому, что его шокировал издевательский тон, черный юмор Эмиля Ажара. А Гари выступал в защиту иронии, будучи убежденным, что только она способна адекватно выразить ужас.
Мадам Роза действительно жила в Германии во время войны, но вернулась. Войдет, воняя какашками, и как начнет вопить: «Освенцим! Освенцим!» Ее в свое время посадили в Освенцим для евреев. Но расисткой она никогда не была. Например, жил с нами Моисей — так она обзывала его черномазым, но меня никогда не трогала. Я тогда не понимал, что она хоть и толстая, но не толстокожая.
