— Мисс Килдар!..

— Пропустим несколько веков. Вашингтон был некрасив, но мне он нравился. А теперь!..

— Ага! Что же теперь?

— Если забыть фантазии школьницы и обратиться к действительности…

— Вот-вот, к действительности! Сейчас вы откроете, что у вас на уме, сударыня.

— …и признаться, перед каким алтарем я сейчас молюсь, какому идолу поклоняюсь в душе…

— Признавайтесь, только, пожалуйста, поскорее: время идти к столу, а исповедаться вам все равно придется!

— Да, я должна исповедаться: в моем сердце слишком много тайн, я должна их высказать. Жаль только, что вы мистер Симпсон, а не мистер Хелстоун: он бы отнесся ко мне с большим сочувствием.

— Сударыня, здесь важен здравый смысл и здравая осмотрительность, а не сочувствие, сантименты, чувствительность и тому подобное. Вы сказали, что любите мистера Хелстоуна?

— Это не совсем так, но довольно близко к истине. Они очень похожи.

— Я желаю знать имя! И все подробности!

— Они действительно очень похожи, и не только лицами: это пара соколов — оба суровы, прямы, решительны. Но мой герой сильнее, ум его глубок, как океанская пучина, терпение неистощимо, мощь непреоборима.

— Напыщенный вздор!

— Еще скажу, что временами он бывает безжалостен, как зубцы пилы, и угрюм, как голодный ворон.

— Мисс Килдар, этот человек живет в Брайерфилде? Отвечайте!

— Дядюшка, я как раз хотела сказать, — его имя уже трепетало у меня на кончике языка.

— Говори же, дитя мое!..

— Хорошо сказано, дядюшка: «Говори же, дитя мое!» Как в театре. Ну так вот: в Англии безбожно поносили этого человека, но когда-нибудь его встретят криками восторга. Однако он не возгордится от похвал, так же как не пугался яростных угроз.

— Я же говорил, что она сошла с ума! Так оно и есть.

— Мнение о нем будет меняться в нашей стране без конца, но он никогда не изменит своему долгу перед родиной. Полно, дядюшка, перестаньте горячиться, я сейчас скажу вам его имя.

— Говорите, а не то я…

— Слушайте! Его зовут Артур Уэллслей, лорд Веллингтон.

Мистер Симпсон в бешенстве вскочил, вылетел из комнаты, но тотчас вернулся и снова шлепнулся в свое кресло.

— Сударыня, вы должны мне сказать одно: можете ли вы с вашими убеждениями выйти за человека беднее вас и ниже вас?

— Ниже меня? Никогда!

— Значит, вы собираетесь выйти за бедняка? — взвизгнул мистер Симпсон.

— Кто вам дал право спрашивать меня об этом?

— Но я должен знать!

— Таким способом вы ничего не узнаете.

— Я не желаю, чтобы моя семья была опозорена.

— Желание здравое, не отступайте от него.

— Но, сударыня, это зависит от вас!

— Нет, сэр, потому что я не из вашей семьи.

— Вы от нас отрекаетесь?

— Просто я не терплю деспотизма.

— За кого вы собираетесь выйти замуж? Отвечайте, мисс Килдар!

— Уж конечно, не за Сэма Уинна, потому что его я презираю, и не за сэра Филиппа, потому что его я могу только уважать.

— Кто же у вас на примете?

— Четыре отвергнутых жениха.

— Нет, такое упрямство поистине невозможно! На вас кто-то дурно влияет.

— Что вы хотите этим сказать? Есть слова, от которых у меня закипает кровь. «Дурно влияет»! Что это еще за старушечьи сплетни?

— Вы молодая, знатная леди…

— Я в тысячу раз лучше: я честная женщина и требую, чтобы со мной так и обращались.

— А знаете ли вы, — зашипел мистер Симпсон, весь побелев и с таинственным видом придвигаясь к Шерли, — известно ли вам, что все соседи в округе судачат о вас и вашем обанкротившемся арендаторе, об этом иностранце Муре?

— В самом деле?

— Да, ваше имя у всех на устах.

— Что ж, оно делает честь устам, которые его произносят, и я буду рада, если оно их облагородит.

— Неужели это он на вас влияет?

— Во всяком случае, скорее он, чем все, кого вы расхваливали.

— И это за него вы собираетесь замуж?

— А что? Он хорош собой, мужественен, властен.

— И вы говорите это мне в глаза? О каком-то фламандском проходимце, о низком торгаше?

— Он талантлив, предприимчив решителен. У него государственный ум и осанка повелителя.

— И она открыто его восхваляет! Без страха и без стыда!

— Имя Мура только так и можно произносить — без стыда и без страха, потому что Муры честны и мужественны.

— Она сумасшедшая, я же говорил.

— Вы мне досаждали, пока я не вспылила, терзали меня, пока не вывели из себя.

— Этот Мур — братец воспитателя моего сына. Неужели вы позволите какому-то репетитору называть вас сестрой?

Глаза Шерли, обращенные на мистера Симпсона, сверкнули и засияли.

— О нет, ни за что! — воскликнула она. — Даже если мне предложат королевство или еще сто лет жизни, — этому не бывать.

— Но вы не сможете отделить мужа от его семьи!

— Что ж из этого?

— Значит, мистер Луи Мур будет вашим братом!

— Мистер Симпсон!.. Мне до смерти надоел весь этот вздор, я больше не хочу его слышать. Мы с вами по-разному мыслим, у нас разные цели, и мы поклоняемся разным богам. Одно и то же мы видим с неодинаковых точек зрения и мерим неодинаковыми мерками. Похоже, что мы вообще говорим на разных языках. Давайте лучше расстанемся. Я говорю это не потому, что вы мне ненавистны, — продолжала она со все возрастающим волнением. — По-своему вы человек неплохой и, может быть, искренно желаете мне добра. Но мы никогда не поймем друг друга, мы всегда будем говорить о разных вещах. Вы досаждаете мне всякими пустяками, выводите из себя мелочной тиранией, бесите придирками. Что же до ваших ничтожных принципов, ограниченных правил, жалких предрассудков, предубеждений и догматов, — оставьте их при себе, мистер Симпсон! Ступайте и принесите их божеству, которому поклоняетесь. Мне они не нужны, и я не хочу о них даже знать. Мне сияет иной свет, у меня иная вера, иная надежда, иная религия.

— Иная религия? Значит, она еще и не христианка!

— Да, у меня иная религия, я не верю в вашего Бога.

— Не верить в Бога?!

— Ваш Бог, сэр, — это светское общество, так называемый свет. Для меня вы тоже не христианин, а идолопоклонник. Я полагаю, вы поклоняетесь идолам по своему невежеству; во всяком случае вы слишком суеверны. Ваш Бог, сэр, ваш великий Ваал, ваш Дагон с рыбьим хвостом предстает передо мной, как злой демон. Вы и вам подобные возвели его на трон, увенчали короной, вручили ему скипетр. Но смотрите, как отвратительно он управляет миром! Его любимое занятие — устраивать браки! Он связывает юность с дряхлостью, силу с ничтожеством. Он воскрешает вновь все извращенные жестокости Мезенция[141]и соединяет мертвецов с живыми. В его царстве властвует ненависть — затаенная ненависть; отвращение — скрытое отвращение; измены — семейные измены; порок — глубокий, смертельный, домашний порок. В его владениях у родителей, которые никогда не любили, растут никого не любящие дети: со дня рождения они пьют желчь разочарования и дышат воздухом, душным от лжи. Ваш Бог устраивает браки королей, — взгляните же на ваши королевские династии! Ваше божество — это божество заморских аристократов; но попробуйте разобраться в голубой крови испанских монархов! Ваш Бог — это французский Гименей; но что такое семейная жизнь французов? Все, что окружает вашего идола, обречено на гибель, все вырождается и мельчает под его властью. Ваш Бог — это замаскированная Смерть!