В платформу впрягли двадцать четыре слона. По команде Аполлодора погонщик двинул животных вперед. Валы затрещали от нагрузки. Тугие веревки запели, как струны. Слоны размахивали бивнями и трубили.

Дрожа от тревоги, Марк наблюдал. В памяти еще не стерлась катастрофа, которая чуть не случилась при установке статуи Траяна на верхушку колонны. Нынешний проект был еще амбициознее, а возможность неудачи, с учетом близости амфитеатра, – еще больше. Несмотря на тщательное планирование и дотошное внимание к мелочам, в игру вступали неизвестные факторы, главными из которых служили неравномерное распределение напряжений внутри Колосса и своенравие слонов.

– Просто переместить! – произнес голос позади Марка.

Это был Аполлодор: скрестив на груди руки, он пристально следил за тяжело продвигающейся статуей.

– О чем ты? – не понял Марк.

– Император дал мне указание: «Твое дело – просто переместить Колосса». Ха! По сравнению с такой работенкой проектирование храма представляется детской забавой. Он, верно, сейчас этим и занимается: рисует свои любимые тыквы, чтобы насадить их на верхушку нового святилища.

Марк глянул на Палатинский холм. Адриан и придворные наблюдали за происходящим с высокого балкона Дома народа.

– Сегодня я подслушал шуточку одного рабочего, – сообщил Аполлодор, не спуская глаз со статуи.

– И что тот сказал?

– А вот что: «Знаешь, как можно назвать падение Колосса на амфитеатр Флавиев?»

Марк содрогнулся, представив страшную картину.

– Как же?

– Местью Нерона!

Марк издал сухой смешок. Он нервно ощупал фасинум и прошептал молитву – не древнему богу, воплощенному в талисмане, а лучезарному юноше, который впервые явился ему в ночь обеда в его честь и с тех пор часто посещал во сне. Богоподобный отрок всегда дарил Марку чувство благополучия и спокойствия, но имени своего не открывал. Только повторял: «Не бойся. Я спасу тебя».

Колосс планомерно продвигался вперед. Марк попытался представить удивительное зрелище, которое издалека открывалось Адриану и прочим наблюдателям: наверное, им чудится, будто гигант неспешно идет через город. Наконец статуя достигла точки, где ее надлежало установить. И вновь ее подняли, а после медленно, осторожно, с предельной точностью опустили на новое основание.

Рабочие издали победный клич. Все прошло без сучка без задоринки. Марк с облегчением выдохнул. Он повернулся к Аполлодору, который весело скалился, будто и не опасался подвоха.

– Сегодня месть Нерона не удалась! – сказал ему Марк.

* * *

Вечером Марк с тестем и Аполлодорой тихо отметили дневную удачу обедом в доме Пинариев. Марку было еще трудновато считать жилище своим, а не отцовским. Марк был единственным наследником Луция и одним из немногих оставшихся в Риме Пинариев. Древний патрицианский род свелся к горстке разобщенных сородичей, отчего желание Марка обзавестись сыном и передать ему имя стало особенно острым.

Аполлодор словно прочел его мысли.

– Нет ли у вас хороших новостей? – спросил он, переводя взгляд с Марка на дочь.

Аполлодора отвернулась и покраснела, как всегда бывало при упоминании этой темы.

Мастер пожал плечами:

– Старшее поколение уходит, и мир нуждается в свежей крови. Знаешь, кто недавно умер? Старый друг твоего отца, Дион Прусийский.

– Когда ты узнал? – спросил Марк.

– Сегодня, сразу после перемещения Колосса. Мне встретился Светоний, он и сообщил.

– Поистине, уходит целое поколение, – тихо произнес Марк. Скончались и отец, и почти все его близкие друзья. Не стало даже Иллариона: вольноотпущенник умер от внезапного недуга минувшей зимой, всего на год с небольшим пережив хозяина.

– Но его место занимает следующее, – сказал Аполлодор. – Теперь новые времена, и у кормила стоит Адриан. Налицо всевозможные перемены. Подумать только: император, воображающий себя архитектором! – Он покачал головой и осушил чашу.

– Несомненно, найдутся желающие позлословить на его счет, – заметил Марк.

– Кто? Кучка строптивцев, – возразил Аполлодор. С тех пор как Адриан поручил ему заняться предварительными набросками Колосса Луны, он не желал и слышать худого слова об императоре.

– Я думаю о сенаторах, которых казнили на заре его правления вопреки его же обещанию, – пояснил Марк. В числе предполагаемых заговорщиков был Лузий Квиет, разрушитель Эдессы. – Возможно, они действительно замышляли убить императора и заслужили смерть, но все же…

– Император не нарушал клятвы – по крайней мере, формально, – не уступил Аполлодор. – На самом деле он заявил, что не будет карать сенаторов без выраженного согласия сената, а бо́льшая часть последнего проголосовала за казни.

– И все-таки появление…

– Воистину, Пигмалион, тяжелые чувства, которые породил тот несчастливый поворот событий, добросердечный Цезарь более чем компенсировал, когда развел во дворе форума Траяна костер из векселей. Массовое освобождение от обязательств тех, кто задолжал государству, – какая блестящая мысль!

– Поговаривают, что в итоге казна истощится и в экономике возникнет застой, – заметил Марк.

– Нет, тот костер привел к обратному. Уверенность восстановилась, и все снова начали тратить. Новые налоговые сборы более чем покрыли прощенные долги. Император выказал готовность лично пополнить народную казну, когда расплавил знаменитый «Щит Минервы», хваленое серебряное блюдо Вителлия. Ранее императоры боялись и прикоснуться к нему, даже Траян, – они всерьез принимали безделушку за священное подношение богине. Однако Адриан, переучитывая имперское имущество, только взглянул на блюдо и мигом объявил немыслимым, чтобы какая-нибудь богиня возжелала столь отвратительную вещь, и повелел его расплавить. Говорят, он отчеканил столько монет, что хватило на целый легион! О, наш Адриан – смышленый малый.

Остаток вечера Аполлодор продолжил главенствовать в беседе, неуемно восхваляя императора, и Марк почти пожалел о старых деньках, когда тесть отпускал в адрес Адриана колкости. Затем Аполлодор принялся превозносить собственные заслуги, и его пыл подогревался непрерывными возлияниями. Марк ему не препятствовал. Если кто и заслужил право чуток похвастаться и выпить в свое удовольствие, то именно Аполлодор, добившийся сегодня поистине замечательного успеха, благополучно переставив Колосса.

Наконец тесть отбыл, хотя Марк и Аполлодора предложили ему ночлег. Мастер заявил, что хочет в уединении поработать над проектом статуи Луны. Впрочем, Марк подозревал, что скульптор провалится в хмельной сон, не успев взять стило.

После ухода Аполлодора дом погрузился в тишину. Марк прогулялся в саду под звездами и задержался у статуи Меланкома. Ему повезло обладать такой вещью. Сам император наведывался к нему лишь с тем, чтобы в одиночестве полюбоваться ею. Статуя почти, хоть и не вполне, передавала образ божественного существа, которое навещало Марка во сне.