Барон перевел взгляд на панно «Славного и древнего рода Бремеров» и не ответил. Мысли его были далеко. Посетителей будто никаких и не было, а к нему решили заявиться какие-то два назойливых призрака.

– Это Роланд Бремер, сын покойного Танкреда, – прошептал на ухо господину Моран Искряк.

Его мантия представляла собой весьма плачевное зрелище: во многих местах разорванная, грязная и засаленная, с карманами, полными дохлых крыс, которых от скуки волшебник отлавливал в каземате, – она держалась на нем, должно быть, при помощи одного только волшебства.

– Сэр Роланд, – граф Уильям тер раскрасневшиеся и вспухшие отеки от кандалов на руках, – мы с Мораном благодарны вам за наше освобождение. Я полагаю, что…

Роланд впервые взглянул на графа и указал на кресла возле вытянутого стола, на котором громоздились кипы документов и колонны неразобранных книг.

Граф и его придворный маг поспешили усесться, а сэр Уильям так еще и потянулся к бутылке с вином и бокалу – спрашивать позволения и претерпевать очередные муки, связанные с этикетом и вежливостью, он уже был просто не в состоянии.

– Да, так вот, я полагаю, вы скажете, что собираетесь делать дальше. Мерзавец Тан… эээ… в смысле, ваш покойный батюшка, я так полагаю, оставил вам в наследство как само баронство, так и все его беды. Мы с ним были, как вы, наверное, знаете, не совсем в ладах, но тешу себя надеждой, что все… гм… недоразумения между родами Сноббери и Бремеров на нем могут и закончиться. Мне передали, что на Реггер за время моего отсутствия навалилась странная хворь: все как один обитатели замка как по волшебству заснули и проспали несколько дней. Проснулись же они только этим утром в один миг и все разом. Говорят, что им снилось, как множество теней обитали в замке все это время, шныряя по коридорам, залам и комнатам, как у себя дома. Зачем я это говорю? Ах, да… Как вы помните, в плену в Реггере содержится ваш родственник, граф Уинтер, – я пошлю весть немедленно освободить его из темницы. А вы… Что?

Граф ничего не понимал: Роланд Бремер никак не реагировал на его слова – он неотрывно глядел туда, где в самом центре стола была расстелена карта Ронстрада и прилегающих территорий. Хотя, если честно, это была не совсем карта Ронстрада… Было видно, что ее начертили недавно: слишком яркими были краски, а бумага – гладкой, как шелк, даже края не изломаны. В правом верхнем углу карты стояла печать семейства Бремеров, а в заглавии значилось: «Королевство Теальское». Границы означенного королевства соединяли земли баронства Теальского, графства Дайканского и Онернского и графства Реггерского, долину Грифонов, подступы к Хоэру и часть Междугорья.

– Я, помнится, собирался сжечь эту мерзость, когда разбирал бумаги вашего покойного отца, сэр Роланд, – озадаченно пробормотал сэр Уильям. – Но что вы собираетесь с этим всем делать?

Роланд Бремер не ответил. Он отвернулся и вновь устремил взгляд в окно. На губах его появилась усмешка: точь-в-точь какая была у его отца. В эту минуту он стал походить на Танкреда Огненного Змея как две капли воды.

Уильям Сноббери и Моран Искряк многозначительно переглянулись.

* * *

В зале собралось множество благородных эльфов: потомственные стражи, главы родов и почтенные жители Кайнт-Конкра. Были здесь и менестрели с арфами и лютнями, и притронные звездочеты и мудрецы, обладатели древних знаний. Летописцы расположились за высокими конторками, теряясь в водопадах из многофутовых свитков.

В самом центре зала был установлен Дубовый Трон, на котором сидел Эс-Кайнт, облаченный в длинную изумрудную мантию. Перед ним кружком стояли несколько эльфов, по пояс обнаженных, а ниже пояса плотно завернутых, как того требовал обычай, в дымчатую пепельную ткань, туго намотанную на их ноги во много слоев, как кокон. У всех на вытянутой левой руке сидел большой паук. Каждый из этих паучьих хозяев являлся обладателем сложной татуировки, выполненной в виде переплетавшейся вьющейся вязи, походившей на дикий плющ. Разница заключалась лишь в ее размере: у кого-то под темно-зеленым узором пряталось всего лишь предплечье, у кого-то – целая рука, у другого вязь переползала на грудь. Был здесь и эльф, у которого татуировка занимала собой всю левую сторону его тела: половину груди, живота, плечо, всю руку, вплоть до шеи. Все присутствующие знали, что размер татуировки определяет не столько статус ее обладателя, сколько его умение – мастерство выслеживать и казнить, и поэтому их боялись, этих эльфов с пауками.

– Хаэтаны, – негромко проговорил Эс-Кайнт в полной тишине, поселившейся под сводами. – Посланные Дубовым Троном разведчики подтверждают ваши доклады – каждый из вас идеально справился с делом. Кенним-элле! Три уварлаэ, злокозненные преступники, творившие разбой на тракте Рих-эним. Фаннин-гэльтен! Похитители диадемы Семи Звезд. Иллим-меле! Сектанты культа Пляшущей Тени! Неммель-тан! – Тут Верховный Лорд сделал паузу. В зале послышалось взволнованное перешептывание. Все глядели на хаэтана с татуированной левой половиной тела. – Развенчание Дома Черного Лебедя!

Палачи мгновенно склонили головы и тут же их подняли.

– Да смилостивится Тиена над душами виновных в измене Конкру! В измене народу! В измене миру между детьми богини! Хаэтаны, вы рисковали жизнью, вы вывернули наизнанку души, чтобы привести приговоры в действие. Вы заслужили благодарность Дубового Трона и Верховного Лорда, Эс-Кайнта Эстариона. Пусть вязь вьется, а деяния ваши живут в зеленой летописи, вырезанной на ваших телах!

Хаэтаны единым движением склонили головы и тут же резко подняли их.

В зал внесли небольшие столики с разложенными на них иглами и красками. Церемония набивания вязи была одной из старых традиций, это была честь для хаэтана, но при этом наглядное напоминание для всех жителей Конкра, что преступления жестоко наказываются.

«Эс-Кайнт милостив, – как говорили в народе, – кроме тех случаев, когда он спускает с поводков хаэтанов».

Лиммеаны, резчики плоти, начали разворачивать веретена, прислужники поспешили откупорить склянки с красками. Хаэтаны приготовились ощутить ужасную, но при этом вынужденную и несущую удовлетворение самолюбию боль.

Никто так и не понял, кем был этот незваный гость в синих одеждах и темно-синем капюшоне с пелериной на плечах. Он просто взял и возник рядом с Неммель-таном, величайшим хаэтаном, столь внезапно, что никто не успел никак отреагировать. В его руке блеснул кинжал.

– За всех нас, – прошипел он в самое ухо хаэтану. – Будь проклят, Тарве.

Росчерк по горлу, вонзить в сердце для верности.

– Схватить! Схватить его!

Стражи вскинули мечи и бросились к убийце, но тот был быстрее. Метнувшись к окну, словно вспышка молнии, он совершил длинный прыжок и был таков. Воины подбежали к проему, выглянули, ожидая увидеть далеко внизу разбившееся тело, но не увидели никого.

А тем временем птица без лапок, с синим оперением и острыми крылышками исчезала в облаках, поднимаясь все выше и выше, пока не затерялась в пурпурном небе. Ее последнем пурпурном небе.