это, вероятно, относится к категории обычных профессиональных рисков для защитника Томанака, не так ли? Тем не менее, ты, кажется, до сих пор это переживал.

- Да, хотя и не всегда с таким большим отрывом, как мне могло бы понравиться!

- Выжить в компании волшебника с любым перевесом - это достижение, Кровавая Рука. - Чернион оторвала взгляд от уздечки, которую чинила. - Я мало видела волшебников - и не желаю видеть больше, - но это немногое не вызывает у меня симпатии к породе. С исключениями, конечно. - Говоря это, она кивнула Венситу.

- Не обращай на меня внимания, Элрита, - мягко сказал Венсит. - Учитывая твой опыт, я не удивлен, что ты не заботишься о практиках этого искусства. Я мог бы чувствовать то же самое на твоем месте.

- Мой опыт может удивить тебя, волшебник, - едко сказала она.

- Возможно, - пробормотал Венсит. - Но, тогда, твой опыт с моим волшебством, к счастью, пока был небольшим, не так ли?

Чернион, фыркнув, уступила ему и снова склонилась над своей уздечкой. Кенходэн был немного озадачен колким подтекстом, но Базел воспринял это спокойно, поскольку привык к людям, которые косо смотрят на всех волшебников. Если уж на то пошло, подавляющее большинство градани выразило бы себя даже более решительно, чем Чернион, учитывая опыт их народа с колдовством. Тем не менее, он не видел смысла в том, чтобы позволить словесной дуэли выйти из-под контроля.

- Если мы собираемся двигаться, нам лучше отправиться в путь, - пророкотал он. - Ты закончила с этой уздечкой, пограничная стражница?

- Настолько хорошо, насколько это возможно. - Чернион подняла исправленную узду. - Она не получит никаких призов за качество изготовления, но должна послужить.

- Тогда я думаю, что нам пора двинуться.

Они снова пришли в движение, не без укоризненных взглядов со стороны лошадей. Трава становилась все выше по мере того, как они продвигались вглубь Колвании. Теперь только Уолшарно и Бирчалка возвышались над бородатыми головами; они были по плечи даже для Глэмхэндро, а Кенходэн и Чернион высовывали над зеленым морем только свои плечи и головы. Насекомые жужжали в ярком свете, и время от времени высоко в небе парил ястреб. Кенходэн дремал в мирном солнечном свете, потому что, несмотря на долгие часы в седле, это была самая спокойная часть их путешествия с тех пор, как они покинули Синдор.

День клонился к вечеру, и их тени начали падать справа от них, а не слева. Ветерок усилился, и Кенходэн снова закутался в пончо. Более холодный воздух заставил его снова проснуться, как будто сонный полдень был сном, и он приподнялся в стременах, чтобы осмотреться.

Линия деревьев разделяла море травы перед ними. Он внимательно изучил его, глаза увлажнились, когда ветер подул ему в лицо, и ему показалось, что он почувствовал дополнительный запах свежести. Глэмхэндро фыркнул, ощутив ту же сырость, и стало понятно, что эти деревья обозначали реку.

Так они и сделали. Река Саут-Уолл обычно была мелким, мерцающим потоком через камни и песок. Теперь поток был более энергичным, и вода была высокой, хотя высохшие обломки показывали, насколько выше она поднималась во время пиковых паводков. Глядя на ожерелье ветвей и деревьев почти в полумиле дальше от русла реки, Кенходэн был рад, что прибыл после того, как эта вершина миновала.

Однако те более ранние наводнения очистили берега от подлеска, так что, хотя тут и там были навалены наклонные камни, большая часть берега была покрыта твердой галькой. Их лошади с облегчением выбрались из густой травы и в равной степени были рады хорошему питью. Кенходэн не винил их, и все же ему было не по себе, когда он стоял на мелководье и осматривал окрестности, пока на них наползали сумерки, а Глэмхэндро пил.

Стремительный, булькающий, рокочущий голос реки докучливым образом заглушал все остальное. Это был незначительный момент, но ему не понравилось, как он скрывал другие звуки. Он плеснул сапогом в реку и потрепал Глэмхэндро по шее, когда жеребец, фыркая, зашел в воду.

Чернион разделяла его неприязнь к маскирующему звуку реки и немного больше заботилась о том, что деревья по берегам закрывают ей вид на луга, но она ничего не сказала, потрепав уши своей кобылы и нахмурившись над своими собственными меняющимися мыслями и мотивами. Знал это Венсит или нет - а она подозревала, что он знал, - она была его верным союзником, пока Вулфра не была мертва. После этого, конечно, она должна выполнить первоначальное задание... но ей, как ни странно, не хотелось этого делать.

Она вздохнула. Вероятно, она могла бы избежать этого, если бы действительно захотела. Никто из ныне живущих - она подавила боль из-за Эшвана - не знал о ее личности Элриты. Было бы достаточно просто передать Совету Гильдии сообщение, в котором Чернион утверждал, что риски - и конечная стоимость - были слишком велики. Если бы она добавила, что Гильдию предали, Совет в любом случае предпочел бы отказаться от явно проигрышного начинания. В конце концов, после смерти Вулфры некому было бы подтвердить, что они когда-либо принимали контракт. Любые слухи об этом или о провале Гильдии со временем исчезнут, затерявшись на фоне гораздо большего ужаса всех тех случаев, когда Гильдия не терпела неудачу. И как только волшебник исчезнет из списка Гильдии, она сможет навсегда покинуть убийц, если захочет, и по-настоящему стать Элритой. Или, возможно, более точно, снова стать Элритой, потому что такой она родилась и выросла.

Новое направление ее мыслей потрясло ее, когда она впервые осознала это, но оно становилось все более приемлемым. Оно не было вызвано чувством товарищества с их целями, но время, проведенное с Венситом и его спутниками, убедило ее, что подозрения Совета были правильными - что финальная битва между Советом Карнэйдосы и потомками тех, кто бежал из Контовара, действительно была близка. И Совет также может быть прав в том, что Гильдия убийц не будет процветать ни в одном мире, в котором карнэйдосцы потерпят неудачу. Но что, если Совет ошибался относительно шансов карнэйдосцев на успех? Время, проведенное Чернион с Венситом, только усилило все легенды о нем, и она была далека от мысли, что он окажется кем угодно, кроме хитрого, опасного выжившего, каким он был последние четырнадцать столетий. В мире, где Совет Карнэйдосы потерпел поражение - снова - возможно, было бы неплохо, если бы у кого-то была возможность перестать быть убийцей.

Но это