Пантея уже не смотрела на него. Она снова устремила взор за окно, на океан, далеко за гавань. На лице ее застыло выражение глубокой задумчивости. Дункану показалось, что в глазах Сник он прочитал стремление к свободе, преграждаемое безнадежностью. В груди у него защемило от непреодолимого желания поцеловать ее, сказать, что он даст ей надежду. Все, что она пожелает.

Наступило молчание, которое Дункан никак не решался прервать, боясь причинить ей боль. Оно становилось томительным, словно ожидание живицы, сочащейся из дерева, и заставляло Дункана волноваться и сгорать от нетерпения. Ему неудержимо хотелось нарушить неловкую тишину и заговорить, но он понимал, что, если он сейчас что-то скажет, она не услышит его слов.

Наконец, она повернулась к нему, вздохнула и заговорила:

— Все бесполезно. С таким же успехом мы можем сдаться и прекратить это мучительное ожидание, эту агонию.

— Какого черта меня угораздило полюбить такое несчастное создание как ты? У тебя хребет из взбитых белков, воли — как в пустой бутылке из-под виски! Даже если ты знаешь, что не можешь победить, ты должна бороться!

— Бычье дерьмо все это, — бесцветным голосом произнесла Сник.

— Да это аромат получше собачьей чуши, которую ты несешь! Вот это, действительно, дерьмо! Ты не можешь опускать руки! Я никогда не сдавался и не сделаю этого! Если бы я хоть раз скис при виде опасности, где бы я сейчас был? Давным-давно окаменелым пылился на складе!

— Ты просто хочешь отсрочить неизбежное. Что означает еще несколько дней жизни? В чем смысл? У тебя у стоунированного вряд ли сохранятся воспоминания о нескольких днях жизни, ради которых ты сражался столь бесстрашно. Стоит ли?

Они снова замолчали, хотя, если бы ярость Дункана могла превратиться в излучение, он раскалился бы добела, а Сник обратилась бы в уголек.

Она первой прервала молчание.

— Не знаю, что делать! Вся беда в том, что я в самом деле чувствую свою вину! Я заслуживаю стоунирования! В сущности в нашем обществе нет ничего существенно порочного. Если правительство лжет или делает нечто такое, чего не должно было бы делать по причине незаконности, то нельзя же забывать, что оно руководствуется мыслью о благе народа.

— Ты — прирожденный органик, — сказал Дункан. — Я зря теряю с тобой время. Мне надо еще разработать свой план.

— Какой план?

— Я должен выложить его тебе, чтобы ты могла порадовать своих коллег?

— Ты действительно полагаешь, что можешь придумать что-то? Хотя бы с малейшим шансом на успех?

На лице Сник все еще лежала скорбная печаль, однако голос ее немного просветлел.

— Да, но ты должна обещать, что останешься со мной и сделаешь все, чтобы мне помочь.

— А если я не смогу?

«Тогда я посажу тебя в стоунер, — подумал Дункан, — и буду жить, какой бы — плохой или хорошей — ни была моя жизнь».

К десяти часам этого вечера Дункан и Сник были почти готовы выполнить первый этап своего плана.

Ах, если бы планом можно было предусмотреть надежду на правильность действий в изменяющихся обстоятельствах! Увы, ситуацию нельзя предугадать. Вполне вероятно, что они очертя голову бросятся в такое болото, что и вылезти не сумеют.

Первые шаги будут легкими. Жители Среды, мужчина и женщина, останутся стоунированными. Хотя дестоунирующая энергия подается автоматически, предусмотрено и ручное управление цилиндрами. Если установить регуляторы в положение «Отключено», Себертинк и Макасума останутся окаменелыми. Дункан использует их идентификационные карточки для получения всей имеющейся о них информации в банке данных Среды. Он и Сник, выдавая себя за этих двоих, должны сообщить на их работу — начальству Среды — о плохом самочувствии и необходимости остаться дома. К счастью, Себертинк и Макасума служили в разных местах. Случись по-другому, их руководители насторожились бы: с чего это оба одновременно сказались больными? Дункан уже подключил видео- и звуковую имитацию Себертинка и Макасумы, так что принявшие обращения смогут удостоверить их авторство. Дункан, по счастью, обладал непревзойденным опытом перевоплощения. Он знал, как всколыхнуть закоулки свой памяти. Скорее, правда, — памяти одного из бывших его персонажей. За короткие секунды мысленного контакта они должны суметь управлять осанками, выражениями лиц, голосами имитируемых. Дункан должен обучить Сник этим методам.

— Надо немного потренироваться, — сказал Дункан. — Сначала ты будешь шефом Макасумы. А я выступлю в амплуа Макасумы; ты станешь задавать мне возможные вопросы. Потом поменяемся ролями. Завтра еще подшлифуем образы имитируемых, несколько раз все проиграем перед тем, как выйти на связь. Это надо будет сделать с самого утра.

Сегодня вечером, вставив идентификационные карточки в щели в стене и запросив стереоскопический показ образов жителей Среды, они увидят на экранах все, что требовалось Дункану для перевоплощений. Сначала Себертинк и Макасума приветствуют своих боссов. Затем Дункан и Сник импровизируют и делают это быстро и естественно.

— Надо бы добыть одежду этой пары, — сказал Дункан. — Это поможет нам. Мы установим импульсные повторители лица и тела, подключим интерфейсы к регистратору движений, выражению лиц и голосов — и все это будет передано в реальные выходные сумматоры нашей пары. Зритель на другом конце видит имитируемых словно «в подлиннике» — никаких нерешительных, судорожных или неуклюжих действий или движений.

Сник указала на кнопки управления установкой на столе в передней.

— Эта штука не предназначена для имитаций. Она торчит тут для другого. Мы и вправду сумеем всех одурачить?

— Да, если передача будет недолгой и собеседник еще не совсем отойдет ото сна. Или от природы он вялый и безразличный. Если какой-то из боссов Себертинка или Макасумы — спросит что-нибудь эдакое специальное по работе, — мы влипли.

— Можем сыграть на дурачка, прикинувшись действительно больными.

— Ох… И у нас останется не более часа, чтобы убраться отсюда, пока парамедик не появится здесь исцелять нас.

— Надо всего этого избежать и исчезнуть сразу после полуночи, заявила Пантея. — Как ты сказал, в переходах в это время почти никого нет, и органики могут заметить нас. Но вероятность того, что они остановят нас и станут задавать вопросы, невелика. Они скорее всего примут нас за рабочих первой смены, возвращающихся домой. Нам потребуется не более десяти минут, чтобы оказаться в низу башни, украсть лодку и скрыться.

Дункан не ответил. Она уже слышала его довод: эта Среда будет непохожа на обычные. Власти Вторника обязательно оставят послание, информирующее коллег Среды о небывалых сегодняшних событиях. Не то чтобы Среде так уж необходимо было знать о чудовищном беспорядке, который она унаследовала от предыдущего дня. Вторник, если верить журналистам, просто с трудом справлялся со стоунированием всех травмированных и арестованных. Команды технического обслуживания улиц были привлечены в помощь органикам и больничному персоналу. Переходы были захламлены и загажены, серьезно пострадали магазины и таверны. Для наведения порядка Среде требовались добровольцы. Если компьютеры сообщат, что откликнулись лишь немногие, будут призваны все горожане, которые не заняты на жизненно важных работах. Себертинк служил продавцом в магазине спортивных товаров, а Макасума работала патологом в больнице. Оба, вероятно, будут мобилизованы для уборки. Это может произойти сразу, как они явятся на работу, но ни Дункан, ни Сник не могут пожаловать вместо них. Если же они появятся на улицах вскоре после дестоунирования людей Среды, органики сцапают их и присоединят к бригадам работающих. Гэнки не станут церемониться и выяснять, достаточно ли уже добровольцев. Всякий встреченный ими — как сказано, не занятый на работах по жизненному обеспечению, — будет временно приписан к Департаменту санитарии и технического обслуживания. Однако идентификационные карточки каждого непременно проверят.