Гримаса злобного веселья исказила лицо Писа, когда он приготовился запустить корабль в режиме полного нормального ускорения. Он прикоснулся к стартовой кнопке и... веселье его сменилось отчаянием — он обнаружил, что не может заставить палец надавить на вогнутый диск. Какие только команды он не отдавал пальцу, как не угрожал, тот отказывался подчиниться.

— Но это же сумасшествие!— произнес он вслух, сверля палец-диссидент прокурорским взглядом.— Они ведь даже не люди! Они чудовища!

— Многие говорят, что ты сам — чудовище,— донесся до Писа воображаемый ответ пальца,— но разве тебе понравится затеряться в космосе?

— Слушай меня, костлявая башка!— не сдавался Пис.— Эти монстры забавляются, скармливая раненых землян ручным коврам-самолетам!

— Об этом ты знаешь только от Динкла, и с другой стороны, когда это два зла давали при сложении добро? Нет, ты не можешь обречь их на такую страшную судьбу!

— Ладно, ладно!— Пис бросил на ослушника последний злобный взгляд и отомстил ему, засунув себе в нос.

Левой рукой он включил передатчики, и корабль запрыгал к Земле со скоростью нескольких световых лет в час, а вместе с ним — оскары, маслянисто отражая массивными торсами красные и зеленые вспышки.

Пис смотрелся в передний экран и заметил, что Солнце превратилось уже в сверкающий диск, и диск этот отплывает к границе красного мерцающего круга — признак того, что корабль нацеливается на Землю. Время, отпущенное на решение проблемы оскаров, истекло. Стоит кораблю приземлиться, как они тут же разнесут дверь на атомы и доберутся, наконец, до своей жертвы.

Как бы иллюстрируя бедственное положение Писа, в кружке-мишени возник голубоватый полумесяц — несомненно, Земля. Из-за ее плеча выглядывала вчерашняя спутница — Луна. На пульте зажегся сигнал, настойчиво рекомендующие Пису ввести координаты приземления в бортовой компьютер или садиться на ручном управлении.

Некоторое время сбитый с толку Пис тупо вглядывался в широкие голубые изгибы родной планеты, и цвет этот родил в его мозгу сногсшибательную идею.

Взяв управление на себя, он ввел корабль в атмосферу и направил к центральной части Тихого океана. Спуск прошел спокойно, и у Писа было достаточно времени, чтобы выбрать подходящее место для разгрузки. Наконец он нашел группу маленьких атоллов, остановил корабль в воздухе примерно в сотне метров на одной из лагун и — глубоко вздохнув для успокоения нервов — отключил передатчики.

Корабль начал падать, как кусок свинца.

Пис отсчитал две секунды и вырубил атомный двигатель. Когда включились ускорители, корабль лязгнул, словно столкнувшись обо что-то, и Пис, который напряженно сидел на самом краешке командирского кресла, рухнул на колени, ударившись челюстью о пульт. Ощупывая чуть не выскочившую из суставов челюсть, он глянул налево, и величественная непередаваемая радость победила даже боль — оскары исчезли.

Атомные ускорители властно толкали корабль вверх, и все его сочленения громко протестовали. Пис включил передатчики, прекратив тем самым страдания стального исполина, и развернул корабль так, чтобы медленно пройти над лагуной. Поверхность ее все еще волновалась, но сквозь чистейшую воду Пису было все прекрасно видно. Оскары стояли на дне лагуны, на глубине примерно десяти метров. Заметив корабль, они подняли головы, и, как показалось Пису, воздели вверх угрожающие сжатые кулаки.

— И вам того же самого, ребятки!— крикнул он.— Берегитесь ржавчины.

Удовлетворив таким образом свое тщеславие, Пис поднял корабль высоко в полуденное небо и взял курс на Портербург, его вроде бы как родной город. В старых типах кораблей навигационные трудности такого маневра могли бы оказаться непреодолимыми, но Пис просто вывел звездолет на орбитальную высоту — заняло это всего десяток секунд, и все западное побережье Северной Америки оказалось перед ним, как на ладони. Он быстро отыскал устье реки Колумбии в средних широтах узкой Республики Калифонады, простиравшейся от Мексики до Аляски. Линия терминатора уже надвигалась с востока, и Пис понял, что короткий зимний день близится к концу в Портербурге и Форт-Экклсе.

Его прошлое "Я" пребывало сейчас именно там, готовясь нанести тяжелый скорбный груз на призывной пункт Легиона, и холодные, как лед, пальцы прошлись по позвоночнику Писа. У него мелькнула мысль, что уж он то не собирается вступать в Легион и, следовательно, не нуждается теперь ни в каких воспоминаниях. Мудрейшим шагом будет забиться в какую-нибудь дыру и пусть его прошлое со всеми грехами и преступлениями остается тайной. Погоняв эту мыслишку по извилинам, он в конце концов отрицательно покачал головой и резко бросил корабль вниз. Неподвластный инерционным и аэродинамическим эффектам, звездолет уже через двадцать секунд достиг окрестности Портебурга.

Когда серебристые кубики городских зданий появились на переднем экране, Пису пришло в голову, что теперь он виноват еще и в краже звездолета и, вероятнее всего, будет арестован, если приземлится в любом гражданском или военном космопорте. Мгновенно изменив план, он перелетел Портербург километров на сорок и выбрал для посадки заснеженную лужайку поблизости от какого-то поселка, но скрытую от него грядой невысоких холмов. Корабль, скрипнув, приземлился и дверь рубки автоматически открылась. Писа тут же обдало потоком ледяного ноябрьского воздуха. Смеркалось.

Он выбрался из корабля и попробовал определиться на местности. Вдоль края поля бежала второразрядного вида дорога, ведущая, скорее всего, в замеченный Писом с воздуха поселок. Не видно было никого, кто мог бы заметить приближение звездолета, а через несколько минут тьма прикроет корабль и последующие передвижения самого Писа. Радуясь тому, что наконец-то держит ситуацию под контролем, он ни на секунду не забывал о том, что должен действовать с максимальной осторожностью, не привлекать ничьего внимания, а главное — не дать развернуться прирожденному умению создавать для себя из ничего нелепейшие осложнения.

Пис поднял воротник, расправил плечи и направился было по направлению к дороге.

— Минутку, молодой человек!— послышался за его спиной властный женский голос.— Куда это вы собрались?

Пис застыл с поднятой в полушаге ногой и, не веря своим ушам, медленно повернулся.

Дверь, ведущая в пассажирское отделение, была распахнута и в ней, почти заполняя просвет фигурой, стояла коренастая дама средних лет, облаченная в цветастое ситцевое платье. В руках она держала соломенный зонтик от солнца. Множество полных леди тоже средних лет и так же одетых толпились за своей предводительницей в ярко освещенном отсеке, взволнованно блея. Поняв, что украденный корабль был полон пассажиров-аспатрианцев, Пис пошатнулся, словно от удара по голове.

— Вот видишь?— сказал еще одна пассажирка, проталкиваясь в проем.— Он пьян! Я говорила тебе, что пилот пьян! Я вся облилась кофе, и это он виноват!

— Где мы?— вступила в разговор третья.—