— Он весьма старательно учится в Линкольнз-Инн и делает успехи в науках, Ваше величество. Высокого роста, много занимается физическими упражнениями. Ему уже почти шестнадцать с половиной, государь.

— Я знаю, сколько ему лет, мадам. Говорят, — тут король подался вперед, пристально вглядываясь в ее лицо, — что волосы у него рыжие.

— Они рыжеватые, государь, с золотисто-каштановым отливом — такие, как у Вилла Кэри. Вы, наверное, помните.

— Это я хорошо помню, золотая Мария. Я вообще многое помню, в том числе и то, что ваш отец не раз и не два намекал: мальчик не является сыном Вилла Кэри. Я ему не очень-то верю, а потому хочу раз и навсегда узнать правду из ваших прелестных уст, мадам. Действительно ли это сын Вилла Кэри? Вилл Кэри не отличался в физических упражнениях, да и особым умом не блистал, а у мальчика ведь эти качества есть… короче говоря, я желаю слышать от вас правду.

Мария изо всех сил старалась не утратить власть над своим голосом и лицом. Настала минута, когда она одним словом может спасти Гарри или погубить его. Отец был бы ей навеки благодарен, если бы она со слезами поклялась королю, что это его ребенок. В таком случае Болейны смогли бы усидеть в седле непостоянного скакуна — королевского благоволения. И были бы обеспечены наследственные права Гарри на доходы и власть, особенно если учесть, что Фицрой, и без того болезненный, в последнее время и вовсе слег.

— Разумеется, я бы сказала Вашему величеству, если бы дитя было вашим. И сказала бы уже давным-давно — ради блага мальчика и вашего, государь. — Мария затаила дыхание и смотрела на короля глаза в глаза. Ей необходимо убедить его сейчас, пока он еще не отлучил Болейнов от двора и не оставил себе ее ребенка, дабы удовлетворить свое тщеславие и горячее желание иметь живого и здорового сына, как много лет назад он поступил с сыном несчастной Бесси Блаунт. Если Генрих когда-нибудь догадается, что мальчик с равной вероятностью может быть как сыном Вилла Кэри, так и его собственным (а об этом знал один только Стафф), король может отбросить всякую осторожность и оставить Гарри при себе.

— Именно так я и думал, — проговорил наконец король. — Однажды я попытался все высчитать: возлежали ли мы в то время? Да. Но тогда я уделял много внимания и другим женщинам, а Кэри в те месяцы был дома — да и вы к тому же сказали бы мне непременно.

— Истинная правда, государь. Я тогда была с Виллом, а вы как раз уделяли много внимания другим.

— Упреков от вас я не потерплю, хотя вы всегда были куда милее своей сестры и меня понимали куда лучше. Она же только и делает, что упрекает меня.

— Я вовсе не упрекаю вас ни в чем, государь.

— А теперь у вас есть еще один сын, от Стаффорда?

— Да, Эндрю, — ответила она, чтобы что-нибудь ответить.

— Почему той из Болейнов, кому удалось удержаться, оказались не вы, Мария, а ваша вечно недовольная и злобная сестрица? Ладно, что прошло — то прошло. Я не зря тратился на вас, пока… пока не начались все эти хлопоты. — Он встал из кресла, в один шаг оказался рядом с Марией, поднял на ноги и ее. Мария оказалась в ловушке между королем, столом и креслом.

Он взял ее голову в свои большие ладони и всмотрелся в ее испуганное лицо.

— Вы не родите сыновей Генриху Тюдору, Мария. Это сделает одна славная барышня, такая же миленькая и светленькая, как и вы. Забирайте своего супруга-мятежника и завтра же уезжайте отсюда. Я не хочу, чтобы вы крутились возле королевы и ее родичей. Потом спасибо мне скажете. Езжайте, спрячьте свою хорошенькую головку в Колчестере, рожайте Стаффу сыновей, но не забывайте, что некогда вы принадлежали самому королю. — Он едва не касался губами ее лица, жарко дышал гвоздикой и мускатом. — Уходите из этой комнаты сейчас же, иначе я свершу первую сладкую месть Болейнам так, как никогда и не думал. Сладкую-сладкую месть. А впрочем, я ведь не держу зла на господина вашего лорда Стаффорда. — Он все еще крепко сжимал ладонями ее голову, смотрел ей в глаза, а их губы едва не соприкасались.

— Прошу вас, Ваше величество.

— Да, ступайте, пока я силой не уложил вас вон на ту кровать и не повторил первую ночь, которую мы провели здесь так давно! Помните? — Он наклонился, хотел поцеловать ее в губы, но она вырвалась и попятилась, изобразив намек на реверанс.

— По вашему повелению, мой государь, я удаляюсь. — Слова с трудом шли из перехваченного спазмом горла, а ноги держали Марию с трудом. Она потянула ручку двери, не сводя глаз с короля. — Я передам ваши лестные отзывы лорду Стаффорду, — услышала она свой голос. — Он неизменно будет вам верным слугой, так же, как и я.

Генрих все смотрел на нее, словно колеблясь между гневом и восхищением. Мария попыталась выдавить улыбку, но у нее это не вышло. Оказавшись в широком коридоре, она зажала онемевшими пальцами шнурки ладанки, огляделась вокруг и увидела, что к ней издалека, с того конца коридора, спешат Джордж и Стафф. Не обращая внимания на взволнованные лица Вестона и Норриса, она нетвердыми шагами двинулась навстречу Стаффу.

Вместе со Стаффом они решили, что невозможно пренебрегать королевским повелением и задерживаться дольше завтрашнего дня, но все же отправились утром вместе с Анной и ее свитой на турнир. Уехать они рассчитывали прямо от турнирного поля, их кони стояли, полностью снаряженные в дорогу. Они и минуты не просидели на своих местах, когда одна из служанок Анны протолкалась через толпу и прошептала что-то на ухо королеве. Лицо Анны сделалось белым как полотно, она жестом подозвала к себе Вестона. Мария сидела рядом с королевой, Стафф — рядом с женой, так что она отчетливо слышала все, что говорилось испуганным голосом.

— Новости о Смитоне, Ваше величество, как вы просили, — прошептала девушка, встревоженно глядя мимо королевы, на Марию.

— Так что, Джоанна? Его отыскали? Где же был этот негодяй?

— Он пошел на обед к мастеру Кромвелю — вчера, после того как Кромвель воротился и привез вашу сестру. После этого Смитон исчез.

— Марка Смитона пригласили на обед к Кромвелю? — Анна цепкими пальцами ухватила запястье девушки. — Ты недоговариваешь. Выкладывай все до конца!

Девушка надула губки и захныкала.

— Ну-ка, прекрати и давай рассказывай, не то я прикажу бросить тебя под копыта коней! — злобно зашипела Анна. — И говори потише.

— Поздно ночью люди Кромвеля доставили несчастного парня в Тауэр. Удалось подкупить стражника, и тот сказал, что Кромвель сам допрашивал беднягу под пыткой, Ваше величество.

— Под пыткой? Милого, нежного Смитона? Что же они хотят от него услышать? Ступай, ступай отсюда! И язык держи за зубами! — Вестон, слыша все это, позеленел от страха. Анна повернулась, встретилась с широко открытыми глазами Марии и поняла, что Стафф тоже все слышал. — Обратили внимание? Кромвель дошел до последней крайности, если уж ему приходится пытать моего лютниста, чтобы тот поведал, как якобы я что-то выведывала, плела заговоры — да мало ли какие обвинения состряпает против меня Его величество! Но, когда Кромвель доходит до крайности, он становится очень опасен и внимательно следит за всем и за всеми.