— И помолчать, — перебил Разин.

Платформа уже наискось падала за бетонный остров. Краем, обращенным к болоту, она все–таки зацепила крышу базы. Раздался пронзительный скрежет, с крыши срезало ограждение из колючей проволоки, бронеколпаки автоматических пулеметов… За базой оглушительно хлопнуло, в небо взметнулся гигантский фонтан грязи и обломков, и платформа скрылась за островом целиком.

Поднятая ею волна черным валом быстро докатилась до стены, за которой стояли паром и корабль на воздушной подушке. Ударившись в нее, плеснула грязью на палубу и, разделившись на два мягких пологих холма, побежала дальше.

Белорус, закусив губу, наблюдал за тем, как болото успокаивается, как оседает пыль, взметнувшаяся над крышей базы.

— Все! — выдохнул Тим. — Утонула, скотина летающая.

Альбинос достал губную гармошку. В голове у него кружилось несколько вариаций той мелодии, которая пришла на ум, когда они с Разиным вышли из дока, и теперь Альбинос пытался сложить из них одну. Он тихо заиграл, соединяя обрывки музыкальных тем, и постепенно они превратились в одну мелодию.

Белорус стоял, открыв рот, и слышал в этой музыке плеск болотной жижи, шелест тростника на поверхности и приближение пока еще непонятной, но четко ощутимой опасности. Она надвигалась с неба, как огромный камень, отколовшийся от скалы, а Белорус поднимался ей навстречу по невидимой лестнице, обдуваемый порывами горячего ветра, летящего из Донной пустыни. И вот они сошлись на самой высоте, когда закончилась лестница, там, на верхней ступеньке Тим одержал самую большую, самую важную победу в своей жизни.

Альбинос перестал играть и оглядел спутников.

— Я… — Белорус запнулся и достал световой нож, сжал в кулаке, глядя на гудящий клинок из голубоватого света. — Я понял: это было про болото, про опасность… Я словно по лестнице в небо поднялся и там с платформой схватился. Проткнул ее, как то огненное копье из облаков…

Он плавно взмахнул световым ножом, описав дугу.

— Вот так это было.

Разин повернулся к приборной панели, положил руки на штурвал. Туран кивнул и сказал:

— Пойду гляну, как там Губерт.

Когда он вышел из рубки, Белорус глубоко вздохнул и произнес:

— Музыкант, а поехали с нами в Херсон–Град, я познакомлю тебя со Ставридесом. Слыхал про такого? У него жена отличная хозяйка, обед закатит… Поехали? Со Знатоком заодно познакомишься. Ну, как тебе предложение?

Альбинос покачал головой. В Херсон–Граде ему делать было нечего, он знал, куда направится — к небоходам. Разыщет Карабана Чиору, его племянницу Аюту и чернявую цыганку Эви из эскадрильи небесных шмелей… Как их убедить подняться высоко в небо и слетать к платформе, он пока не придумал, но знал, что у него все получится. Он проникнет на одну из доминантских машин и все про себя выяснит. Ведь смог же он обвести вокруг пальца Губерта, и тот поверил, что Альб — доминант. Значит, и тут дело выгорит, нужен лишь нормальный план, как говорит Туран.

— Разин, — Тим ткнул его кулаком в плечо, — а ты?

— Не поеду. Я…

— Стой! — долетел с палубы возглас Турана. — Стой, дурень, там…

Он осекся.

— Все высыпали из рубки на мостик.

Губерт каким–то образом распутал веревки и вылез из «Панча». Перебравшись на длинную стену, за которой стояли паром и корабль, прошел по ней до конца и спрыгнул, уйдя по пояс в мутную жижу. В этот момент Туран его и заметил — он погнался было за стариком, но не успел даже перебраться с корабля на паром, чтобы влезть на стену, — а Губерт уже оказался в болоте.

Загребая руками, он побрел назад к базе. Но не сделал и трех шагов, как по сторонам от него вспухла горбами грязь, мелькнули гладкие черные спины. Старик заметил опасность, остановился, бросил взгляд через плечо на корабль… И вдруг резко ушел под воду — молча, не сопротивляясь, будто бревно, которое зацепили багром снизу и утащили на дно.

Все молча глядели на то место, где исчез старик. Первым заговорил Разин.

— Сильный был человек, — произнес он с непонятным выражением.

— Сволочь он был! — возразил Белорус. — Гад, причем редкостный, по заслугам смерть получил!

Тим погрозил кулаком болоту.

— Ладно, двигать пора, — заключил Егор и вернулся к штурвалу.

Белорус что–то еще попытался сказать, но голос его утонул в реве включившихся турбин.

Дождавшись, когда Туран поднимется в рубку, Альб закрыл за ним дверь. Пол мелко завибрировал, корабль приподнялся на воздушной подушке, стал разворачиваться, выходя кормой из развалин на открытое пространство. Разин сдвинул ручку мощности двигателей в вертикальное положение, повернул рычаг на приборной доске и выпрямился за штурвалом. Взревели воздушные винты, и корабль, плавно набирая ход, устремился к правому берегу Днепра, где в лучах восходящего солнца высилась над всей округой однорукая железная женщина.

Присев на ящик под стеной рубки, Белорус задумчиво потер кулаком шрам на скуле и произнес:

— Одного я не понял — кто платформу–то сбил? Что это за луч такой был, а? Это ж какое оружие мощное… Кто им управляет? Затопчи меня кабан — да ведь человек, которому подобное оружие подчинено, может хозяином всей Пустоши стать! Да он же с платформами может схватиться, сколько бы их там не летало над нами, все посжигать! Так кто он, а?

Тим Белорус обвел спутников взглядом. Они молчали — ответить на этот вопрос не мог пока никто, хотя интересовал он всех.