На столике возле кровати лежат трагедии Эсхила. Только что я взял их, открыл наугад и прочитал: "Соберись же с духом. Страдания, достигнув высшей точки, не длятся долго". Итак, я достиг ее. Будет ли избавление от страданий быстрым или медленным?

Почти весь вечер со мною сидели Приск и Максим. Мы говорили о философии. О нашем положении никто не упоминал, и на время я забыл, что боги меня оставили. А почему, собственно, мне пришла в голову такая мысль, неужели только из-за того, что персы выжгли все вокруг, или из-за предательства Прокопия, которое оказалось таким неожиданным? Хотя наше положение не так плачевно, как мне представляется, мои мрачные предчувствия суть сами по себе знамение богов.

Когда Приск собрался уходить, Максим хотел остаться, но я не позволил, сославшись на усталость. Я подозреваю даже его: а вдруг он в сговоре с Виктором? Все знают, каким влиянием на меня он пользуется, а ведь его можно купить, лишь бы цена была сходной… Да что это я, совсем с ума схожу? Кто-кто, а Максим должен быть мне верен. Другого ему не остается - без меня бы галилеяне живо сняли ему голову с плеч. Прекрати, Юлиан, или скоро ты сойдешь с ума и уподобишься тем императорам, которые не могли наслаждаться кратким днем жизни из-за страха перед бесконечной ночью смерти. Я все еще жив, все еще победитель Персии.

Завтра мы отправляемся домой. Я отдал этот приказ на закате. Солдаты встретили его приветственными кликами. Они не подозревают, сколько нам еще идти отсюда до Кордуэна. У них одна радость: мы уходим из Персии! А я знаю одно: богиня Кибела открыла, что во мне возродился Александр Великий, но я не сумел быть достойным ни ее, ни Александра. Он - вновь призрак, ая - ничто.

Мне следовало согласиться на мир, предложенный Шапуром. Теперь, когда мы уходим, таких выгодных условий уже не получить.

Приск: Казалось бы, я хорошо знал Юлиана, но даже я не догадывался, что он находится в таком отчаянии. Надломленный человек, который нервно набрасывал эти строчки, и гордый, смеющийся полководец, у которого мы с Максимом в те дни часто ужинали, - совершенно разные личности. Мы, естественно, понимали, что он нервничает, но Юлиан и виду не подавал, как велик в нем страх насильственной смерти. Время от времени он лишь отпускал шуточки о своем возможном преемнике и сказал однажды, что из христиан предпочел бы видеть на этом месте Виктора - тогда через год после его коронации эллинская вера получила бы миллионы новых приверженцев. Но кроме этого - ничего. Юлиан был такой же, как всегда. Он быстро и много, захлебываясь, говорил - мы засиживались до поздней ночи, так как он спорил со мной о смысле тех или иных высказываний Платона, цитировал по памяти классиков и подтрунивал над Максимом, который был полным профаном в литературе и философии. Этот великий маг, всегда общавшийся непосредственно с богами, не снисходил до чтения догадок о том, что ему было доподлинно известно.

15 июня Юлиан отдал приказ двигаться на север вдоль Тигра в Кордуэн и Армению. Поход подходил к концу, и даже Хормизд наконец понял: персидским царем ему не бывать.

16 июня мы свернули лагерь. Юлиан предложил мне сопровождать его в пути. Лишь прочитав его дневники, я понял, что то был великий актер - в тот день он казался героем из легенды, его энергия била через край. Борода и волосы Юлиана выгорели под солнцем и стали пшеничного цвета, руки и ноги сильно загорели, но лицо было ясное и безмятежное, как у ребенка; даже нос перестал шелушиться, и казалось - голова Юлиана изваяна из эбенового дерева. Впрочем, мы все загорели дочерна, кроме бедных галлов - они под солнцем только обгорают докрасна, и у них слезает кожа. Многие из них пострадали от солнечного удара.

Вьехав на выжженный холм, Юлиан вдруг весело сказал:

- А ведь не так уж все плохо. Наш поход кончился удачей, хотя и не в том смысле, как я предполагал.

- Потому что Хормизд не стал персидским царем?

- Да, - кратко ответил он.

Тут к нам подъехал трибун Валент - за весь персидский поход это была наша вторая и последняя встреча. Он был недурен собой, хотя по части неопрятности мог бы перещеголять любого солдата. Находясь рядом с Юлианом, он сильно робел:

- Август, разведка сообщила, что с севера к нам приближается армия.

Услышав это, Юлиан ударил коня пятками и понесся в авангард, до которого было добрых две мили. Через полчаса небо потемнело от поднятой пыли, и по рядам пронесся слух: это Прокопий! Но Юлиан не хотел полагаться на авось: мы тут же разбили лагерь, окружив его тройным кольцом щитов, и стали ждать, чья же это армия - Прокопия или Шапура.

Весь день мы простояли в боевой готовности. Я поспорил с Анатолием на пять серебряных монет против пятнадцати, что к нам идет Шапур, но ни мне, ни ему не суждено было выиграть. С севера приближалось всего лишь стадо диких ослов.

Тем не менее той же ночью персидская армия материализовалась перед нами из ничего.

Юлиан Август

17 июня

Армия Шапура все еще существует. Они встали лагерем в миле от нас. Трудно сказать, сколько их, но явно меньше, чем под Ктезифоном. Наши солдаты рвутся в бой. Мне все утро пришлось их сдерживать. В полдень персидская конница налетела на один из наших легионов. Убит генерал Махамей. Его брат Мавр, несмотря на рану, пробился к телу и принес его в лагерь.

Жара стоит невыносимая. Мы просто шатаемся, но я приказал идти вперед. Сначала персы подались назад, затем выстроились в боевой порядок и преградили нам путь. Мы прорубились сквозь их ряды, и к полудню они исчезли - только кучка сарацинов, как шакалы, следует за нами, выжидая момента, чтобы ограбить обоз.

Я пишу эти строки, сидя в тени финиковой пальмы. Перед глазами ходят зеленые круги - так ослепил меня Гелиос. Горячий воздух обжигает легкие. Пот капает на пергамент, и буквы расплываются. Наши потери незначительны.

20 июня

Мы провели два дня в Укумбре, поместье персидского вельможи. К счастью для нас, у него не поднялась рука жечь свои поля и сады. Наконец-то мы наелись и напились досыта! Солдаты почти счастливы. Я приказал им забрать с собой все припасы - уходя отсюда, мы должны все сжечь. Вряд ли нам встретится столько провианта до границы, а до нее еще добрых двадцать дней пути.

21 июня

Идем вперед. Кругом холмистая пустыня. Мы отошли от Тигра на двадцать миль к западу и движемся на север. Сегодня утром персидская конница атаковала арьергард нашей пехоты. К счастью, рядом была конница петулантов, которая и отогнала персов. В бою был убит один из визирей Шапура -Адак; солдат, убивший его, принес мне снятые с него доспехи. Когда я награждал солдата, Салютий вдруг сказал: "А ведь мы с Адаком были добрыми друзьями", - и напомнил мне, что когда-то этот визирь был персидским послом при дворе Констанция. Вечером было неприятное происшествие: вместо того чтобы ударить на персов одновременно с петулантами, конница легиона терциаков дрогнула, и вместо полного разгрома персов получилась беспорядочная свалка. За это я разжаловал четырех трибунов в солдаты, но более строго никого наказывать не стал - мы не можем попусту терять людей, будь то трусы или храбрецы.