Похоже, мы заблудились. Мы движемся строго на север, но у нас нет карт, чтобы определить, где найти поселения и воду. Правда, два дня назад в Укумбре старый перс, хорошо знающий местность, вызвался быть нашим проводником. Хормизд обстоятельно допросил его и считает, что он не лазутчик. Старик говорит, что через три дня мы выйдем в плодородную долину, которая называется Маранга.

22 июня

Бой. Казнь. Ветранион. Победа. Где мы?

Приск: Разумеется, старый перс оказался лазутчиком. Он вывел нас в Маранту, но это была вовсе не "плодородная долина", а каменистая пустыня, где мы оказались со всех сторон открыты для атак персидского войска. Юлиан едва успел построить армию полумесяцем и приготовиться к обороне. Первый залп выпущенных по нам персидских стрел почти не причинил вреда, а второго не последовало - Юлиан применил свой излюбленный тактический прием: пустил пехоту бегом на вражеских лучников, чтобы они не успели взять точный прицел.

Битва среди раскаленных камней продолжалась целый день. Я сидел в обозе и ее почти не видел; мне запомнились только удушающая жара, кровь на белых камнях и отвратительный рев слонов, далеко разносившийся в узкой долине.

"Казнь". Когда обнаружилось, что проводник нарочно завел нас в ловушку, его распяли.

"Ветранион". Это командующий легиона Зианнов, которого убили.

"Победа". Едва солнце зашло, как персидская армия исчезла. На каждого нашего убитого они потеряли трех, но история с лазутчиком напугала солдат - куда он завел нас? Может быть, лучше было бы пойти на север по берегу Тигра, хотя это и рискованнее? Всякий раз, когда Юлиан выходил из палатки, его засыпали этими вопросами, но он, как всегда, был уверен в себе.

"Где мы?" И в самом деле, где?

Юлиан Август

23 июня

Мы находимся в восьми милях от Тигра. Я решил пойти на север по берегу реки - правда, путь долгий и самый опасный из-за множества крепостей, но эта пустыня меня пугает. Мы полностью потеряли ориентировку - и преимущество оказалось на стороне противника. Продовольствия начинает не хватать; я приказал раздать солдатам мои припасы. Хормизд говорит, что Шапур все еще готов подписать со мной мир на достаточно выгодных условиях, и советует соглашаться. Это ужасает меня больше всего - если Хормизд отчаялся стать царем, значит, мы проиграли.

25 июня

Похоже, между нами и персами заключено молчаливое перемирие: они куда-то исчезли. Мы по-прежнему сидим в лагере - ухаживаем за ранеными, чиним доспехи и готовимся к дальнему пути на север. Мне вспоминается Ксенофонт, который тоже шел этим путем.

Только что я заснул с "Анабасисом" в руках. Сон мой был так глубок, что я не чувствовал себя спящим и считал, что все происходит наяву (для меня это необычно). Я даже слышал, как потрескивают, сгорая, насекомые, попавшие в пламя светильника. И вдруг я ощутил на себе какой-то взгляд и обернулся. У входа в палатку стоял высокий человек - лицо закрыто, в руке рог изобилия. Я попытался что-то сказать, но у меня отнялся язык, попробовал подняться - и не смог. Призрак долго стоял и грустно смотрел на меня, а потом, ни слова не сказав, повернулся и вышел. Я проснулся в холодном поту, подбежал к входу в палатку и выглянул. Кроме сонного часового, кругом не было ни души. Лагерные костры догорали. Я поднял взгляд к небесам и увидел, как на западе падает звезда; она прочертила длинный след, ярко вспыхнула и погасла. Я разбудил Каллиста.

- Приведи мне Максима и Мастару, скорей!

Когда маг и жрец пришли, я рассказал им о падающей звезде и указал на небе, где именно я ее видел. Мастара не заставил себя долго ждать:

- Согласно книге Тагеса, если во время войны замечен падающий метеор, после этого в течение суток нельзя давать боя и предпринимать какое-либо передвижение войск.

Максим не придал происшедшему большого значения.

- Это, во всяком случае, не моя звезда, - сказал он. И тем не менее Мастара стоял на своем:

- Я знаю одно: в течение суток тебе нельзя покидать лагеря.

- Но я приказал! Завтра мы должны выступить к Тигру.

- Верховный жрец просил меня изложить волю Тагеса. Он ее услышал.

Я отпустил Мастару и рассказал Максиму о виденном мною сне. Он забеспокоился:

- А ты уверен, что призрак был духом-хранителем Рима?

- Да, я уже видел его в Париже. Он тогда повелел мне взойти на престол.

- А вдруг это демон? - нахмурился Максим. - Эта богом проклятая земля просто кишит ими. Только что, когда я шел к тебе, они плясали вокруг меня, дергали за бороду, хватали за посох, словом, испытывали мою силу.

- Нет, это не демон! Это дух Рима, и он меня оставил.

- И не мысли об этом! Через три недели мы будем дома. Ты сможешь собрать новую армию и с новыми силами взяться за дело Александра…

- Возможно. - Вдруг я почувствовал, что устал от Максима. Он старался, но истина не всегда ему доступна. Что делать, он не бог, а всего лишь человек, так же, впрочем, как и я. Он хотел остаться со мной, но я его отослал. Перед уходом Максим умолял меня не сниматься со стоянки завтра, но я сказал: мы должны выступить независимо от предзнаменований.

Каллист чистит мои доспехи. Он заметил, что ремешки на панцире оборвались, но завтра перед отходом он отнесет их починить. Немой сидит у моих ног и играет древнюю лидийскую песню. Какая странная и необычная мелодия - в ней явственно слышится голос Диониса. Подумать только, мы еще можем слышать пение бога, хотя золотой век кончен и священные рощи опустели.

* * *

Я целый час бродил между палатками. Меня никто не заметил. Вид армии придает мне новые силы. Это моя жизнь, моя родная стихия. Какая насмешка судьбы: я, желавший быть афинским философом, уже восемь лет воюю.

Я остановился у палатки Анатолия. Полотнище было отвернуто, и я увидел, как он играет с Приском в шашки. Я хотел было с ними заговорить, но потом решил, что из меня сегодня неважный собеседник. Поэтому я вернулся к своей палатке и присел перед ней, наблюдая звезды. Моя звезда горит все так же ярко. Не будь этого ужасного сна, я был бы спокоен - мы сделали все, что могли сделать, не получив подкреплений. Как быть с Виктором и галилеянами? Невитта предостерегает меня об опасности. Но что они могут со мной поделать? Если меня убьют открыто, галлы и франки уничтожат всех азиатов. Если тайно… но какая уж тут тайна, если император внезапно умирает во цвете лет! Нет, пока еще они не осмелятся поднять на меня руку - пока еще. Любопытно: лежа на львиной шкуре, я вспомнил, как Мардоний говаривал нам с Галлом…

Приск: Это последняя запись в дневнике Юлиана - его оборвал сначала сон, а затем смерть.

На следующий день Юлиан отдал приказ идти на запад, к Тигру. Мы медленно двигались по выжженной пустыне. Вокруг были только песок и камни. При каждом шаге в воздух поднимались тучи белой пыли, от которой трудно было дышать, а на холмах притаились, как скорпионы, следившие за нами персидские дозорные.