тебе показалось столь исключительным и чудесным в их речи, если ты только видел их разговор?

13. Смотри, мой дорогой сын, если ты чего-то хочешь, сначала хорошенько подумай, чего именно, и только после этого в соответствии со своей ясной потребностью спрашивай о том, что ты желал бы знать!

14. Если же нечто в Асмаиле кажется тебе необычным, тогда я спрошу тебя: неужели в то время, как Он произносил Свои чудесные речи из Бога, ты одолжил кому-то свои уши и теперь, судя по всему, ничего не знаешь о главном, а вместо этого рассказываешь мне о совершенно незначительных вещах, удивляющих тебя?

15. О сын, ты далек от цели! Посему сначала выдели главное и добейся в себе целостности, и вот тогда приходи и открывай передо мной сердце через свои уста! Аминь».

16. Но Малелеил, сразу заметив, что эта своего рода порицающая речь Каинана была лишена сути, и представляла собой не что иное, как ловкую отцовскую отговорку, с должной почтительностью возразил Каинану:

17. «Послушай, дорогой отец! Мне кажется, что в наших высказываниях мы стоим друг друга, и кто из нас двоих сейчас больше попал пальцем в небо — большой вопрос!

18. Смотри, я не пропустил ни одного слова из уст Асмаила, хоть и не упомянул тебе об этом, предполагая, что лишь потрачу время впустую, поскольку ты едва ли усомнишься, что и я, и отец Иаред с Енохом все слышали!

19. Ты сказал, что я лишь видел, как мои дети разговаривают. Смотри, ты просто хотел скрыть от меня нечто, о чем сам слово в слово услышал столь же отчетливо, сколь и я моими обоими никому не одолженными ушами! И если бы это было не так, как мог бы я сказать тебе, что эти речи дали мне узреть в себе чудесное, — ведь тогда я оказался бы бессовестным лжецом перед тобой и Богом?!

20. Но смотри, все же твои слова поведали мне нечто, о чем ты наверняка и не думал говорить. Я понял, что твой язык связан передо мной, и ты пока не имеешь права сказать мне то, что я хотел бы знать! И потому не стоило произносить столь длинное отрицание, которое было еще более пустым, чем мой вопрос. Если бы ты коротко указал мне на божественные узы твоего языка, тебе бы не пришлось утруждать себя произнесением стольких напрасных слов. Смотри, я всегда был весьма послушным сыном! Почему же сейчас ты недооценил меня?

21. Дорогой отец, храни то, что ты должен хранить до времени разрешения, и не переживай об этом, но только не держи меня за лжеца и, таким образом, за слепого искателя божественного! Ведь ты родил лишь мое тело, но мой дух, подобно твоему, — из Бога. Посему я полагаю, что даже отцу не позволено покушаться на божественное в своих детях. Ибо ведь достаточно уже того, что дух наказан грузом тела и вынужден быть сопричастным его ущербности. Когда же отец наказывает тело своих детей, то и дух получает свою часть наказания из руки родителя. Большего не требуется. Когда же божественный дух ребенка обращается к божественному духу родителя, то оба эти божественных брата больше не должны наказывать друг друга, но во всей любви обязаны распознать друг в друге брата в Боге и, оказывая с добрым чувством взаимную поддержку, рука об руку и сердце к сердцу вести друг друга к вратам, через которые вовеки струится неиссякаемая вечная жизнь всей милости, милосердия и любви.

22. О дорогой отец, не думай, будто тем самым я хотел сейчас преподать тебе урок о том, что тебе доселе неведомо! О нет, мне лишь было необходимо оправдать себя перед тобой, чтобы впредь мы оба были праведны друг перед другом и перед Богом. Потому я и сделал это скорее ради тебя, а не ради себя.

23. Я знаю твое сердце. Оно чисто передо мной, как солнце. Но твои уста и язык я видел сейчас запыленными, и как истинный сын не мог не сослужить тебе службу и во всей любви не очистить твои уста и язык от пагубной пыли.

24. Смотри, я думал про себя так: "Отец, твой язык украшают возвышенные узы, данные тебе вечной рукой любви Бога! К чему здесь эта пыль? Долой то, что принадлежит смерти!"

25. Не правда ли, отец, ведь ты сейчас не будешь досадовать на своего сына и рассматривать его речь как полуправду, но поймешь, что Малелеил не имеет глупого стремления освободить узы, которыми Бог украсил твой язык.

26. Посему ты не станешь гневаться на меня, но и впредь пребудешь моим любимым отцом в Боге! Аминь».

27. Каинан, тронутый этой речью до слез, сказал сыну: «Малелеил, мой возлюбленный сын, я поступил с тобой несправедливо, когда развенчал твою первую речь и внешне стремился полностью ее разрушить, в то время как внутренне был убежден в ее истинной глубине!

28. Ты имеешь истинный свет, который ярче моего. И то, что я должен был скрыть от тебя, ты найдешь скорее, чем я сам полностью это постигну. Посему будь моим любимым сыном и моим премного возлюбленным братом навечно, аминь, послушай, — как брат в Боге навечно! Аминь».

Глава 107. О лукавстве

1. После разговора Каинана с Малелеилом и предшествовавшей беседы Иареда с Енохом, Сифу и Еносу также захотелось украдкой обменяться парой слов. Такое желание проснулось сначала в Сифе и только потом увлекло Еноса, поскольку

2. Сиф страстно хотел знать, что за догадки строит Енос об Асмаиле. Имелось у Сифа и другое основание начать расспросы, и причиной тому было не что иное, как своего рода страх, что Енос опередит его и сам начнет расспрашивать об Асмаиле.

3. Ибо он рассуждал так: «Если я допущу, что мой сын станет задавать мне вопросы, как же мне тогда ответить ему?

4. Если же я первым спрошу, ему придется дать мне ответ, и тогда я смогу долго и беззаботно выслушивать все домыслы сына, наверняка не лишенные смысла, и ему наверняка не придет в голову самому спросить меня о том же — и таким совершенно невинным и простейшим способом я избавлю себя от всего, что могло бы меня выдать. Посему да будет