Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и что? — возразил Мунн. — Что доказывает ваша ровная линия? Может быть, это вполне нормальное явление? Вы знаете, как ведут себя эти люди?
Мунн обвел взглядом присутствующих, но ни у кого не нашел поддержки.
— Это вопрос к доктору Дареллу, — сказал Антор. — Доктор Дарелл, скажите, часто ли вам приходилось встречать это явление в практике и литературе? Какова вероятность того, что оно встретится в одном случае из тысячи, как это произошло в выборке доктора Кляйзе?
— Я почти не сомневаюсь, — медленно заговорил доктор Дарелл, — что мы видели карты искусственного или контролируемого интеллекта. В свое время у меня возникали подобные подозрения…
— Я знаю, доктор Дарелл, — сказал Антор. — Мне известно также, что одно время вы работали с доктором Кляйзе. Почему вы прекратили работу?
В вопросе не было враждебности; он был произнесен всего лишь настороженно, но доктор Дарелл долго не отвечал.
Он переводил взгляд с одного гостя на другого и, наконец, торопливо и сбивчиво заговорил:
— Потому, что борьба Кляйзе была бессмысленной. Он состязался со слишком сильным противником. Он пытался поймать то, что — мы оба знали — невозможно поймать. Мы понимали, что нами кто-то управляет, но я не хотел докапываться! У меня есть гордость! Мне хотелось думать, что наш Фонд сам себе хозяин. Я не мог смириться с тем, что наши деды сражались и умирали за пустой звук. Я решил бежать, пока не успел удостовериться в ужасном. Мне не жаль было карьеры, потому что пенсии, назначенной государством нашей семье, вполне хватало на удовлетворение моих скромных нужд. Домашняя лаборатория избавляла меня от скуки, а когда-нибудь и жизнь кончится. Вот, Кляйзе умер.
Семик показал зубы и сказал:
— Что это за Кляйзе? Я его не знал. Как он умер?
— Умер, — с нажимом произнес Антор. — Он знал, что умрет. За полгода до смерти он сказал мне, что подошел очень близко…
— А теперь мы п-подходим б-близко? — прошептал Мунн, дергая кадыком.
— Да, — ответил Антор, — мы давно ходим по краю, потому и собрались здесь. Я ученик Кляйзе, доктор Дарелл его коллега. Джоуль Турбор, пока правительство не заставило его замолчать, пытался развеять миф о спасительной миссии Второго Фонда. Кстати, правительство действовало через некоего финансиста, в энцефалограмме которого имеется та самая ровная линия. У Хомира Мунна самая большая мулиана, если можно так назвать коллекцию литературы о Муле, в которой есть упоминания о Втором Фонде. Мистер Мунн опубликовал несколько статей об устройстве и целях Второго Фонда. Доктор Семик — он сам этого не знает — внес неоценимый вклад в разработку математического аппарата энцефалографии.
Семик широко раскрыл глаза и засмеялся:
— Что вы, молодой человек! Я исследовал внутриядерное движение частиц, проблему нейтронов, а об энцефалографии от вас впервые слышу!
— Итак, мы знаем, на чем стоим. Правительство бездействует. Не знаю, осознает ли кто-то из членов правительства, насколько серьезно положение. Однако, я знаю: нам нечего терять, выиграть мы можем многое. Чем больше мы будем знать, тем эффективнее сможем себя защитить. Все только начинается.
— Как глубоко, — спросил Турбор, — проник к нам Второй Фонд?
— Честно скажу: не знаю. Знаю точно, что его влиянием поражены провинции, и надеюсь, что столичный мир не затронут. Я не был в этом уверен, потому и посадил вас под энцефалограф. Больше всего я боялся за доктора Дарелла, потому что он в свое время ушел от доктора Кляйзе. Доктор Кляйзе не мог ему этого простить. Я считал, что доктор Дарелл попал под влияние Второго Фонда, а доктор Кляйзе говорил, что он просто трус. Простите, доктор Дарелл, я хочу объяснить свои поступки. Я вас понимаю и могу простить вам трусость.
Дарелл прерывисто вздохнул.
— Да, я бежал. Называйте это, как хотите. Но я пытался сохранить нашу дружбу, писал, звонил, но Кляйзе не хотел иметь со мной дела. Только недавно прислал мне вашу энцефалограмму, а через неделю умер.
— П-простите, — нервно перебил Мунн, — чем мы занимаемся, господа? Мы никогда не поднимемся выше жалкой кучки заговорщиков, если б-будем т-только болтать. Я н-не знаю, что мы м-можем кроме этого. Это все д-детство: т-токи нервных клеток, мумбо-юмбо и т-тому подобное. С-скажите, что мы можем сделать?
— Сейчас скажу, — глаза Антора загорелись. — Нам нужна информация о Втором Фонде. Это первая и главная необходимость. Мул потратил первые пять лет своего правления именно на поиски информации. Потом он прекратил поиски. Почему? Потому, что отчаялся что-то узнать, или потому, что узнал что-то?
— С-снова с-слова, — с горечью сказал Мунн. — К-как мы это выясним?
— Выслушайте меня. Столица Мула находилась на Калгане. Ни тогда, ни сейчас Калган не входил в сферу экономического влияния Фонда. Сейчас Калганом правит некий Штеттин, если, конечно, сегодня утром не произошел дворцовый переворот. Штеттин называет себя Первым Гражданином и преемником Мула. О Муле вспоминают с благоговением: он был добрым монархом. Его дворец берегут, как святыню, ничего там не трогают и никого не впускают туда без особого разрешения.
— Ну и что?
— Вы можете объяснить, отчего это происходит? В наше время ничего не делается без причины. Что, если дело не только в доброй памяти о Муле? Что, если это подстроено Вторым Фондом? Что, если результат пятилетних поисков Мула…
— Чепуха!
— Почему? Второй Фонд все время прячется и старается не вмешиваться в политику. Для нас естественно было бы разрушить дворец или, по крайней мере, уничтожить свидетельства событий. Второй Фонд — государство психологов. Они все Селдоны, все Мулы, они идут к цели окольными путями. Они не станут ничего разрушать или уничтожать, если окажется возможным создать у людей нужные им умонастроения. Как вы считаете?
Ответа не было, и Антор продолжал:
— Вы, Мунн, сможете добыть информацию, которая нам нужна.
— Я? — взвизгнул Мунн.
Он затравленно оглянулся вокруг и заторопился:
— Нет, я не могу этого сделать. Я не человек действия, не герой приключенческого романа. Я библиотекарь. Я могу помочь вам в библиотеке, но летать в космос неизвестно зачем, как Дон Кихот…
— Послушайте, —