31 июля Вильгельм выступил с речью по случаю годовщины начала войны. Там он вновь говорил о своем миролюбии и своей невиновности в трагических событиях, имевших место год назад. Были повторены знакомые аргументы: Антанта в течение десяти лет готовилась нанести удар по Германии, которая, как там считали, слишком быстро развивалась, Германия не могла оставить на произвол судьбы своего австрийского союзника, у Германии нет никаких колониальных амбиций…

Все лето, большую часть осени и начало зимы Вильгельм провел на Восточном фронте (хотя на самом деле, разумеется, в безопасном удалении от него). Он объяснял все очень просто: где военные действия принимают динамичный, маневренный характер, там и требуется его присутствие. Можно усомниться в адекватности этого суждения, но одно несомненно: в 1915 году настоящая классическая война велась именно на востоке. 5 августа пала Варшава. 4 сентября Вильгельм провел несколько часов в Кракове, исключительно в качестве туриста. Такой же характер имел и визит в Ковно, состоявшийся в середине сентября, — Вильгельму очень понравился местный собор.

За лето определенные изменения произошли во взглядах Вилли Маленького. Неприятие демократии осталось, но он счел за благо несколько отмежеваться от пангерманцев с их требованиями аннексий на востоке и западе. Биограф кронпринца пишет, что он стал мыслить «более реалистично». К концу года он, как утверждают, сочинил некую записку на имя отца. Вилли пришел к выводу, что есть только два способа достичь мира, который сохранил бы Германии ее довоенный статус, — либо пойти на сделку с русскими, либо возобновить прерванные в канун войны переговоры с англичанами.

23 сентября кайзер вернулся в Берлин. Официальной целью его приезда было празднование дня рождения Доны и 500-летия правления Гогенцоллернов в Бранденбурге. Он долго отказывался принять американского посла Джерарда, выражая таким образом недовольство поведением его соотечественников, которые снабжали Британию вооружением и продовольствием. Наконец 22 октября послу удалось добиться аудиенции. Она состоялась в потсдамском Новом Дворце. Кайзер встретил посла в полевой форме, стоя за столом, на котором были разложены карты театров военных действий. Начав с обвинений, Вильгельм быстро перешел к извинениям — за потопление «Лузитании»: «Конечно, это не по-джентльменски — погубить столько женщин и детей!» Он не скрывал свое отношение к Соединенным Штатам. Он часто повторял: «Америке следовало бы задуматься о том, что будет после окончания войны» или «После войны я не намерен терпеть всякие глупости от Америки».

27 октября Вильгельм вновь возвратился в замок Плесс, который оставался его резиденцией вплоть до середины декабря. 9 ноября он посетил Брест-Литовск. Перед отступлением русские взорвали значительную часть зданий. Глядя на руины, кайзер, вероятно, вспомнил о своей первой дипломатической миссии. По просьбе Бисмарка молодой Вильгельм приехал сюда в 1886 году для того, чтобы сохранить русско-германский союз. Теперь перед ним был мертвый город. Уцелел только православный храм.

29 ноября Вильгельм прибыл в Вену. Это была первая встреча двух императоров со времени начала войны. У них был повод для торжества: десятью днями ранее остатки разбитой сербской армии покинули территорию своей страны. «Настал час расплаты за убийство кронпринца в Сараево».

Приближалось Рождество, но как отличалась вся атмосфера от той, что царила в Шарлевилле год назад! Вильгельм занемог и уединился в Новом Дворце. Пришла грустная весть — 17 декабря был потоплен крейсер «Бремен». Праздник получился очень скромный. Не было и речи о елках для каждого члена семьи.

9 января войска Антанты покинули Галлиполи. Генерал Лиман фон Сандерс получил «дубовые листья» к своему ордену «За заслуги». Успех в Малой Азии, по сути, ничего не менял. На Западном фронте слово «победа» уже забывалось, там германская молодежь гибла под снарядами и пулями противника. Более или менее либерально настроенные лица в окружении кайзера сумели убедить его пойти на кое-какие уступки странам Антанты или по крайней мере пообещать таковые в будущем. 13 января, выступая с тронной речью перед прусским парламентом, Вильгельм высказался за реформу трехклассной избирательной системы. Кронпринц, узнав днем раньше о содержании этой речи, в телефонном разговоре с Бетман-Гольвегом высказал свое неодобрение. Интриган Ольденбург-Янушау бросился к Гинденбургу и Людендорфу, призывая их вмешаться. Те заявили, что они солдаты и политикой не интересуются. Янушау вновь апеллировал к кронпринцу, и его постигла неудача.

16 января Вильгельм отправился в Сербию — отпраздновать победу над «бандитами». В Нише кайзер со свитой в сопровождении Макензена и генерала Секта прогулялись по резервной резиденции сербского короля, ставшего изгнанником. Радость была такова, что кайзер решил дать звание фельдмаршала своему заклятому врагу — болгарскому царю Фердинанду — в качестве признания его заслуг в победе над виновниками мировой катастрофы. 19 января Вильгельм совершил поездку по Белграду.

Спасаясь от натиска милитаристов из числа своего окружения, Вильгельм нашел поддержку у дипломатов. Рицлер с глубоким сочувствием описывает дилемму, стоявшую перед кайзером: усилить подводную войну или прекратить ее? Может ли он наложить вето на мнение военного руководства? Общий вывод высокопоставленного чиновника звучит оптимистически: «Я верю, что Его Величество в конечном счете примет сторону канцлера. Несмотря на все, он очень осторожен и обладает большим чувством ответственности, и в разговоре с ним следует это иметь в виду».

Между тем несчастный Бернсторф буквально взвыл: «Судьба обрекла меня на то, чтобы сыграть в Вашингтоне роль Сизифа». Не успели улечься страсти по поводу «Лузитании», как Германия объявила об «усилении подводной войны». Камень вновь покатился вниз.

В этих условиях полковник Хауз предпринял свой очередной европейский вояж. В Берлине он обнаружил готовность принять предложение о посредничестве; Вильгельм заявил, что он, конечно, пойдет на заключение мира с Георгом и Николаем — они же все-таки его родственники, но несколько испортил впечатление от своих слов, добавив — «в свое время». Явная противоречивость в словах кайзера побудила Хауза дотошно выспросить Джерарда, все ли в порядке у Вильгельма с мозгами, — Хауз услышал, что в последнее время кайзер проводит все время в молитвах и изучении древнееврейского языка (!). Джерард заверил посланца президента, что Вильгельм вполне нормален и даже осудил потопление «Лузитании». Кстати, самую сильную оппозицию идее быстрейшего заключения мира Хауз встретил во Франции.

В марте 1916 года в водах Ла-Манша германцы торпедировали лайнер «Суссекс» — погибло много пассажиров, среди которых были американцы и граждане нейтральных стран, в том числе известный испанский композитор Энрике Гранадос. Американцы послали в Берлин резкую ноту с категорическим требованием прекратить нападения на невооруженные суда. 7 марта Бетман лично отправился в Шарлевилль, чтобы вручить кайзеру меморандум, где речь шла о необходимости прекращения подводной войны. На следующий день Вильгельм сообщил канцлеру о своем согласии с его меморандумом. Он не хотел вступления в войну США. Кайзер поставил единственное условие — отложить формальное решение до 11 апреля. Вновь он произвел самое благоприятное впечатление на интеллектуала Рицлера, который отметил в кайзере умение правильно реагировать на сложную ситуацию, осторожность и умение разбираться в людях. «Природный дар монархов!» — таково было его несколько наивное объяснение. 4 мая немецкая сторона объявила, что она принимает американские требования и будет вести борьбу с судами, нарушающими блокаду, в строгом соответствии с нормами международного права.