к нему спиною. Смех ее был так заразителен и весь ее вид так уморителен в эту минуту, что и Сабрина невольно рассмеялась, и на этот раз уже искренне. Но опять-таки ее глубокие черные глаза устремились на противоположную горную дорогу.

— Довольно, милая Саб, хитрить передо мною, — немного спустя снова зазвенел серебристый голосок Веги. — Я ведь отлично все понимаю. Ты напрасно забываешь, что мне на днях случайно попалось письмо в конверте, написанное очень знакомым почерком. Этим же почерком — по всей видимости мужским — было написано и раньше несколько писем, адресованных нашему отцу, а это было на твое имя. Сопоставив такие данные и приняв во внимание еще некоторые обстоятельства, я теперь прихожу к заключению, что в этом письме тебе было сообщено, что в такой-то день вечером, на закате солнца, некто сэр Ричард Уольвейн поедет по Динскому лесу из такого-то места в…

— Вега, ты… настоящий демон!

— Ага! Раз ты угощаешь меня таким милым прозвищем, значит, я попала в цель! — ликовала блондинка, хлопая в ладоши. — Нечего тебе больше скрываться от меня, Саб! Признавайся лучше прямо!

— Мне не в чем признаваться, а если бы и было в чем, я все-таки не стала бы, чтобы наказать тебя за твое… шпионство. Знаю, что неудовлетворенное любопытство для тебя хуже всего. Ну и оставайся с ним, — сердито проговорила Сабрина.

— О, я вовсе не до такой степени любопытна, как ты стараешься это изобразить, Саб! — воскликнула Вега. — Впрочем, продолжай, пожалуй, скрытничать, если так хочешь. Это меня нисколько не трогает. Я и так знаю все, что мне интересно знать. Если сэр Ричард и в самом деле приедет сегодня в Холлимид, то неужели я не догадаюсь, что была права?

Сабрина молча окинула сестру взглядом, полным упрека.

— Отлично! Можешь молчать, как каменная статуя, — не унималась Вега. — Впрочем, тебе нечего и говорить. Ты сама знаешь, что дважды два четыре и что против этого трудно что-либо возразить, как ты ни умна. Сегодня ли пожалует сэр Ричард или завтра… Ах боже мой! Да вот, кажется, уж и он? — вскричала шалунья, вскакивая с места и указывая рукою по направлению к видневшейся вдали дороге.

Действительно, по этой дороге спускался всадник, уже замеченный Сабриною, судя по ее разгоревшимся взорам. Всадников, собственно, было двое. Тот, который ехал впереди на великолепной, богато убранной лошади, одетый в блестящий цветной шелк и в еще более блестящие доспехи, был, разумеется, из джентльменов, между тем как следовавший за ним человек в простой, хотя и приличной одежде и на более скромной лошади всего вернее был его слугою.

Пока еще, за дальностью расстояния, нельзя было рассмотреть лица передового всадника, но когда Сабрина заметила цвет его одежды, девушка с трудом подавила готовый вырваться из ее груди вздох тяжелого разочарования. Тот, кого она так нетерпеливо ждала, то есть сэр Ричард Уольвейн, — как совершенно верно угадала Вега, — никогда не носил светлых цветов. Положим, он мог и изменить своей прежней привычке. Сабрина давно уже не видела его. Он был в Нидерландах, где под знаменами короля Густава шведского сражался за правое дело. Быть может, пребывание в чужих странах заставило его изменить своим правилам.

Но это ничего, лишь бы не изменилось его сердце, лишь бы оставались прежними его чувства. Впрочем, такой единственно страшной перемены не было основания опасаться: об этом ясно свидетельствовало то самое письмо, один вид которого навел проказницу Вегу на ее догадки.

Между тем всадник продолжал приближаться. Вдруг Вега, с таким же напряженным вниманием следившая за ним, как и ее сестра, разочарованно вскричала:

— Да это совсем не он!.. Это Реджинальд Тревор!

В ее звонком голоске вместе с разочарованием проскользнула нотка неудовольствия. Те же чувства выражало теперь и серьезное лицо Сабрины, убедившейся, что Вега права и в этом отношении. Блестящий всадник действительно оказался не тем, кого она в тайном томлении ожидала. Это был двоюродный брат Юстеса Тревора — Реджинальд Тревор.

Глава V

КОРОЛЕВСКИЙ ПОСЛАНЕЦ

Между Юстесом Тревором и его кузеном Реджинальдом было мало общего: только родство да имя. Будучи совершенно различных характеров, они и жизнь вели различную, да и положение их было разное.

На долю Юстеса выпали все блага, между тем как Реджинальда судьба осыпала одними неудачами. Отец, промотавшийся дворянин, ничего не оставил ему, кроме довольно запачканного имени. Положим, Реджинальд не хуже других подходил под рубрику так называемых «галантных» кавалеров своего времени. Он даже отличался беззаветной храбростью, что не раз и доказал, состоя офицером в армии Ленсфорда, действовавшей в Шотландии. Но подобно своему отцу, он был игроком, мотом, кутилой, — словом, в глазах республиканцев, в особенности пуритан, являлся человеком, достойным глубокого презрения; среди же своих, роялистов, он пользовался репутацией милого малого. Если терпимость в вопросах нравственности может быть причислена к христианскому милосердию, то роялисты этим милосердием отличались в полной мере. Впрочем, к чести Реджинальда Тревора нужно сказать, что он был не злой человек. Если он кому-нибудь и делал прямое зло, то лишь самому себе, поэтому можно смело добавить, что у него не было врага опаснее самого себя. Начав свою жизненную карьеру без гроша в кармане, он оставался таким же бедняком и после нескольких лет службы в армии. Кроме сабли, лошади, вооружения и надетой на нем одежды, он ровно ничего не имел, но зато все это было всегда, так сказать, первосортное. Он был настоящим военным франтом, и все, что получал, тратил на свою внешность. Мало того: ради поддержания этой блестящей внешности он влезал в неоплатные долги. Он занимал в армии довольно видный пост, поэтому ему был открыт широкий кредит, которым он и пользовался, не задумываясь о будущем. И когда его удалили из той выгодной комиссии, в которой он участвовал, причем он разделил одну участь с самим Ленсфордом и другими после их возвращения с севера, он несколько месяцев околачивался в Лондоне, перебиваясь кое-какими нечаянно зацепившимися у него деньжонками. В то время храбрые рубаки были везде в спросе. И в качестве такового он был приглашен Джоном Уинтором в его родовой