— Мама, — выдавил он из себя, неловко склоняя голову перед матерью.

— Айен, — тихо произнесла она, и он поднял на нее глаза, явно удивленный нежностью тона.

Легкая улыбка тронула ее губы, когда она увидела лицо сына.

— Я рада, что ты благополучно вернулся домой, — сказала Дженни.

Лицо мальчика неожиданно прояснилось, словно он только что услышал, как расстрельному взводу зачитали отмену приговора. Потом он заметил взгляд отца, снова напрягся и, понурившись, уставился в половицы.

Старший Айен хмыкнул. Он держался столь строго и сурово, что больше походил на преподобного Кэмпбелла, чем на того компанейского малого, которого я знала раньше.

— Так вот, парень, если тебе есть что сказать, я готов выслушать.

— Ну… я… — Парнишка с несчастным видом умолк, не закончив фразы, прокашлялся и попытался еще раз: — Ну… ничего особенного, правда, отец.

— Посмотри на меня! — резко сказал Айен.

Его сын нехотя поднял голову и посмотрел на отца, но его взгляд все время ускользал в сторону, как будто боялся задерживаться слишком долго на суровом отцовском лице.

— А ты знаешь, что ты сделал со своей матерью? — заявил Айен–старший. — Исчез и оставил ее гадать, жив ли ты? Пропал, не сказав никому ни словечка, и духу твоего не было в течение трех дней, пока Джо Фрэзер не принес письмо, которое ты оставил. Ты вообще можешь себе представить, каково ей было эти три дня?

Либо выражение лица Айена, либо его слова, по–видимому, оказали сильное воздействие на заблудшего отпрыска. Парнишка снова опустил голову, уставившись в пол.

— Я думал, что Джо принесет письмо раньше, — пробормотал он.

— Ага, это твое письмо! — По мере того как Айен говорил, лицо его багровело все больше. — Ну и письмо, с позволения сказать! Как рам это понравится: «Уехал в Эдинбург»? Ни тебе «прости», ни «благослови», ни «весточку пришлю». «Уехал в Эдинбург», вот и весь сказ.

Айен–младший вскинул голову, гневно сверкнув глазами.

— Это неправда! Я написал: «Не беспокойтесь обо мне» и «Любящий Айен». Написал! Разве нет, мама?

В первый раз он посмотрел на Дженни, умоляя взглядом о помощи.

Пока говорил ее муж, лицо Дженни оставалось неподвижным и строгим, но теперь оно смягчилось, и полные губы даже тронул намек на улыбку.

— Писал, Айен, писал, — тихо сказала она. — Это, конечно, хорошо, но я все равно беспокоилась, как же иначе?

Айен опустил глаза, и я увидела, как на его худеньком горле перекатилось адамово яблоко.

— Прости, мама, — сказал он едва слышно. — Я… я не хотел…

Слова замерли у него на губах. Дженни невольно протянула к нему руку, но муж метнул на нее взгляд, и она уронила руку на колени.

— Дело в том, что, — произнес отец с расстановкой, четко выговаривая каждое слово, — что это не в первый раз. Правильно я говорю?

Мальчик не ответил, но слегка дернул головой, что можно было истолковать как согласие. Айен–старший сделал шаг к сыну. Хотя они были почти одного роста, различия между ними бросались в глаза. Отец, тоже высокий и худощавый, был мускулист и, несмотря на деревянную ногу, силен. Его сын по сравнению с ним казался неуклюжим, долговязым, неоперившимся птенцом.

— Нет, нельзя сказать, что ты не имел представления о том, что делаешь, или что тебе никогда не говорили об опасностях, или не запрещали уезжать за пределы Брох–Мордхи, как нельзя сказать, будто ты не знал о том, что мы будем беспокоиться, а? Ты знал все это — и все равно сбежал.

Столь безжалостный и точный анализ его поведения заставил незадачливого искателя приключений вздрогнуть, но никакой словесной реакции с его стороны не последовало.

— Смотри на меня, парень, когда я с тобой говорю!

Парнишка медленно поднял голову с видом унылого смирения: он уже проходил через такого рода разбирательства и полагал, что знает, чем все закончится.

— Я даже не буду расспрашивать твоего дядю о том, чем ты занимался в Эдинбурге, — продолжил Айен. — Хочется верить, что ты хоть там не проявил себя таким законченным остолопом, как здесь. Но это не меняет того факта, что ты ослушался отца и разбил сердце матери.

Дженни двинулась было снова, как будто собиралась заговорить, но резкое движение руки Айена ее остановило.

— А что я говорил тебе в прошлый раз, сын мой? Что я сказал, когда выпорол тебя? Ну–ка, напомни, Айен!

На щеках юного Айена выступили желваки, но его рот упорно оставался плотно закрытым.

— Кому сказано, говори!

Айен–старший стукнул рукой по столу. Парнишка непроизвольно моргнул и съежился. Лопатки сошлись вместе, а потом раздвинулись, словно он не знал, что в данной ситуации лучше: сделаться как можно меньше или, наоборот, больше. Он сильно сглотнул и снова моргнул.

— Ты сказал… ты сказал, что в следующий раз снимешь с меня шкуру.

На последнем слове его голос постыдно дал петуха. Айен неодобрительно покачал головой.

— Ага. А я–то думал, тебе хватило ума понять, что следующего раза быть не должно, но тут, видать, ошибочка вышла. — Он тяжело вздохнул. — Я очень недоволен тобой, Айен, и это правда.

Дернув головой, отец указал на дверь.

— Ступай на улицу. Увидимся у калитки, скоро.

Шаркающие шаги изгнанного парнишки стихли в коридоре, и в гостиной повисло тягостное молчание. Я сидела, опустив голову и не отрывая глаз от сложенных на коленях рук. Джейми рядом со мной медленно и глубоко вздохнул, собираясь с духом.

— Айен, — осторожно обратился Джейми к своему зятю, — я думаю, тебе не стоит так поступать.

Айен обернулся к Джейми, все еще сердито хмурясь.

— Ты о порке, которую я хочу задать этому негоднику? А ты–то, скажи на милость, какое имеешь к этому отношение?

Скулы Джейми напряглись, но голос остался спокойным.

— Ну да, конечно, Айен твой сын и тебе решать, как его наказывать и за что. Но убегал–то парень ко мне, и, может быть, ты позволишь мне рассказать, что он делал и как себя проявил?

— Как он себя проявил? — воскликнула неожиданно воспрявшая Дженни. Разбираться с сыном она предоставила мужу, но, когда в дело встрял еще и брат, не смогла остаться в стороне. — Славно, вот как он себя проявил: сбежал тайком, ночью, как вор! Ты это имеешь в виду? Или то, что он спутался с преступниками и рисковал своей шеей из–за бочонка бренди?

Айен резким жестом велел ей замолчать, нахмурился, но все–таки кивнул Джейми:

— Говори.

— Спутался с преступниками вроде меня? — резко спросил Джейми у сестры.

Их глаза, одинаково голубые, встретились, и никто не захотел отвести взгляд.

— А ты знаешь, Дженни, откуда берутся деньги, на которые все здесь едят, пьют и которые позволяют вести хозяйство, не давая крыше обрушиться на голову? Думаешь, это доход от печатания псалмов в Эдинбурге?