Кантемир наиболее высоко ставил философию Декарта, примыкал к картезианскому дуализму, принимал основные положения механической физики Декарта и придерживался картезианского рационализма. Осуждая пифагорейскую философию за приписывание ею числам мистической силы, являющейся якобы причиной физических явлений, Кантемир признавал самым крупным философом древности Аристотеля, но и философию Аристотеля он считал ошибочной и говорил, что ошибки аристотелевской философии были исправлены Декартом и что только декартова философия с ее строго научными доказательствами дает ясное истинное познание всего происходящего в мире.

Кантемир впервые ввел в русскую науку такие логические термины, как «понятие» и «наблюдение».

В основном Кантемир в своих философских и логических воззрениях примыкал к тому направлению французской философии XVII-XVIII вв., которое вело свое происхождение от Декарта.

В середине XVIII в. влияние картезианской философии сказалось в России и на преподавании логики. В 50-х годах XVIII в. в Киевской и Московской академиях логику преподавали, ориентируясь на учебник картезианца Э. Пуршо (его книга «Insti-tutiones philosophicae» вышла первым изданием в 1695 г. в Париже на латинском языке и выдержала ряд изданий). В Московской славяно-греко-латинской академии в 1756–1757 гг. лекции по логике читал на латинском языке по учебнику Пуршо Владимир Каллиграф.

Влияние картезианской логики Э. Пуршо чувствуется в известной мере и на учебнике логики, составленном в Москве М. Петровичем в 1759 г и носящем заглавие «Логика теоретическая, собранная из разных авторов и удобным порядком расположенная»[89].

Автор этого учебника – префект Московской славяно-греко-латинской академии иеромонах Макарий Петрович – был сербом по происхождению. В то время курсы логики в России читались на латинском языке, сочинение же Макария было первым учебником логики, написанным на русском языке Сам автор сообщает, что он в своей логике не следовал никому из предшествовавших составителей учебников, но отовсюду брал то, что ему представлялось ценным. Он говорит, что использована и античная логика (Аристотеля), и новая логика (Вольф и Пуршо). Но он относится отрицательно к ухищрениям схоластической логики Сочинение Макария Петровича осталось не опубликованным, оно дошло до нас в трех рукописных экземплярах. Что касается логической терминологии, то Макарий в основном следует М. В. Ломоносову, давшему в своей «Риторике» (1748 г.) первое по времени изложение логики на русском языке (так, например, Макарий, вслед за Ломоносовым, «суждение» называет «рассуждением», контрарные суждения называет противными, единичные – особыми, и т. д.).

Как видно из порядка расположения материала и из самого содержания сочинения Макария Петровича, его основным источником служила книга Пуршо. В особенности об этом свидетельствует раздел, в котором излагается учение о суждениях – предложениях, так как такие виды суждений, приводимые в сочинении Макария, как «отлучительное» (exclusive), «выключительное» (exceptiva) и тому подобные, не получили права гражданства в логике за исключением картезианской логики (эти виды суждений анализировались в «Логике Пор-Рояля»).

О тесной связи учебника Макария с логикой Пуршо говорят приводимые В. Зубовым сопоставления, показывающие, что Макарий нередко буквально передает формулировки Пуршо. Таково, например, определение истины, как «согласия наших помыслов с самими вещами, о которых помышляем».

После непродолжительного господства картезианского направления в преподавании логики в России в XVIII в. наступает полоса засилия в официальном преподавании вольфианской логики. Учебники вольфианской школы обладали определенными дидактическими достоинствами, они отличались ясностью, стройностью и последовательностью изложения, но были написаны в духе узкого рационализма и нередко страдали излишним многословием и педантическим доктринерством. Вольфианство во многом было родственно средневековой схоластике и заслуженно получило название неосхоластики.

Лучшими учебниками логики в немецкой вольфианской литературе были два компендиума самого Христиана Вольфа (одно на латинском и другое на немецком языке) и вышедшие из вольфианской школы учебники А. Г. Баумгартена (ученика Вольфа) и Г. Ф. Мейера (ученика Баумгартена). Учебнику Мей-ера Кант отдавал предпочтение перед всеми прочими руководствами по логике и использовал его при составлении собственных лекций. На русский язык в XVIII в. было переведено сочинени.е «славного Вольфа»: «Разумные мысли о силах человеческого разума и их исправном употреблении в познании правды» (перевод с латинского, выполненный в 1753 г., был издан в Петербурге в 1765г.).

Особый успех в России имела логика вольфианца Хр. Баумейстера, которая трижды была переведена с латинского на русский язык и выдержала четыре издания (первое издание вышло в 1760 г. в изд-ве Московского университета в переводе А. Павлова, второе – в 1787 г. с исправлениями и дополнениями проф. Д. Синковского). В 1766 г. было переведено с латинского иа русский язык сочинение вольфианца И. Г. Гейнекция: («Основания умственной и нравственной философии вообще с сокращенною историей философии».

Во второй половине XVIII в. русская переводная литература по логике обогатилась изданием переводов статей из «Большой французской энциклопедии» и сочинениями Кондильяка. Я. П. Козельский опубликовал «Статьи о философии и частях ее из Французской энциклопедии» (1770 г.). Перевод «Логики» Э. Кондильяка на русский язык вышел первым изданием в 1792 г.

Таким образом, в XVIII в. в России в логике совершается переход от схоластики сначала к картезианству, затем к вольфианству и наконец поворот к французским энциклопедистам, влияние же кантианства стало сказываться лишь в XIX в.

Основоположник русской материалистической мысли энциклопедист Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765) проложил новый путь в различных отраслях научного знания и своими исследованиями обогатил физику, химию, геологию, минералогию, климатологию, экономическую географию, философию, историю, психологию, логику, эстетику. В философии М. В. Ломоносов стоял на позиции механического материализма, причем в его научном мировоззрении уже сильно были выражены отдельные элементы диалектики: идеи всеобщей взаимосвязи и взаимообусловленности явлений природы и всеобщего развития, положение о единстве теории и практики и о неразрывной связи эмпирического и рационального моментов в познавательном процессе.

М. В. Ломоносов держался того взгляда, что между теорией и практикой существует самая тесная, неразрывная связь и поэтому истинный ученый должен быть одновременно и теоретиком и практиком в своей области. В одном из своих ранних сочинений «Элементы математической химии» (1741 г.) он пишет: «Занимающиеся одной практикой – не истинные химики. Но и те, которые услаждают себя одними умозрениями, не могут считаться истинными химиками»[90]. Вместе с тем истинный ученый, указывает Ломоносов, должен быть также и философом, поскольку научная теория истинна лишь в том случае, если она опирается на правильные философские основы. Из философских дисциплин в этом отношении Ломоносов особое значение придает логике, так как каждая наука лишь постольку наука, поскольку она доказывает то, что утверждает.