— Избавьте меня, прошу вас, — сказал Джейк.

— Верно, — сказал Мюллер, дернув ртом. — Вы не нуждаетесь в объяснении. Все, что вам нужно, вы уже узнали.

Джейк кивнул:

— Верно. Все.

— Но оставить это в покое не можете, так? — сказал Мюллер. — И что теперь? Вызовете военную полицию? Вы же не думаете, что я позволю вам это сделать? Теперь уже нет.

— Естественно, нет. Но подождите хвататься за оружие, — сказал Джейк, снова взглянув на бедро Мюллера. — Я же друг армии, помните?

Мюллер взглянул на него:

— И что?

— А то, что никто никого не собирается вызывать.

— И что тогда? Что собираетесь делать?

— Собираюсь позволить вам отмазаться от убийства. — Какое-то мгновение оба молчали, уставившись друг на друга. Джейк откинулся на спинку стула. — Такова, похоже, общая линия поведения здесь. Если она будет выгодна для нас. Так что теперь окажите услугу мне.

— Что вы хотите? — сказал Мюллер, не отводя от него взгляда и не зная, верить ему или нет.

Джейк кинул ему одну из анкет.

— Вашу подпись. Сначала тут.

Мюллер взял анкету, просмотрел ее. Бюрократический рефлекс. Прочитай, прежде чем подписывать. Непреднамеренный урок Талли.

— Кто такой Розен?

— Врач. Вы выдаете ему визу в Штаты.

— Немец? Не могу.

— Нет, можете. В интересах нации. Как и другим ученым. Этот даже чище, никаких связей с нацистами. Был в лагере. Заполните код классификации. — Джейк вручил ему ручку. — Подписывайте.

Мюллер взял ручку.

— Не понимаю, — сказал он, но, не услышав ответа Джейка, склонился и что-то черкнул в одной из клеток бланка, затем расписался внизу.

— Теперь вот в этой.

— Эрих Гейсмар?

— Мой сын.

— С каких пор?

— Как только вы подпишете это. Гражданин США. Розен сопровождает его домой.

— Ребенок? Ему понадобится подтверждение гражданства.

— Оно у него есть, — сказал Джейк, кидая ему последний бланк. — Прямо здесь. Подписывайте.

— Закон гласит…

— Закон — это вы. Вы просили доказательство, я вам его предоставил. Тут так и сказано. А теперь распишитесь, и все станет законным. Подписывайте.

Мюллер стал писать.

— А что с матерью? — Вопрос чиновника из консульства.

— Она умерла.

— Немка?

— Но он американец. Военная администрация только что так сказала.

Когда Мюллер закончил, Джейк забрал бланки и оторвал нижние копии.

— Спасибо. Хоть что-то приличное сделали для разнообразия. Ваши копии где?

Мюллер кивнул на ящик стола Джини.

— Осторожней, не потеряйте их. Вам они потребуются в случае, если кто-то запросит подтверждения. И вы их подтвердите. Лично. Если вообще эта проблема возникнет. Понятно?

Мюллер кивнул. Джейк встал и положил сложенные бумаги в нагрудный карман.

— Прекрасно. Вот и ладненько. Всегда полезно иметь друга в военной администрации.

— Это все?

— Хотите сказать, не буду ли я держать вас на крючке для других дел? Нет. Я не Талли. — Он похлопал по нагрудному карману. — Вы даете им жизнь. Для меня это справедливая сделка. Что касается вашей, мне как-то наплевать.

— Но вы же знаете…

— Ну, видите ли. Вы были правы в отношении одного. Я не могу доказать этого.

— Не можете доказать, — едва пролепетал Мюллер.

— О, только спокойно, — сказал Джейк, уловив выражение лица Мюллера. — Не вздумайте дурить. Доказать я не смогу, но подобраться — запросто. В ДУР до сих пор должна быть пуля, которую вынули из Талли. Они могут провести экспертизу. А может, и нет. Оружие имеет привычку исчезать. И полагаю, я смогу отыскать диспетчера, которого вы отослали домой. Но знаете что? Мне теперь наплевать. Я получил все репарации, которые хотел. А вы — ну, думаю, у вас будут беспокойные ночи, и меня это вполне устраивает. Так что здесь и остановимся. Но если с этим будут проблемы, — он снова коснулся нагрудного кармана, — удача вам изменит, понятно? Я не смогу доказать это в суде, но для армейского командования я накопаю достаточно доказательств. Это я смогу. Такая куча грязи им явно не понравится. Тогда, возможно, вас ждет увольнение с лишением прав и привилегий. Пенсии точно не будет. Так что будьте паинькой, и никто не пострадает.

— И это все?

— Ну, есть еще одно, раз уж вы упомянули. Сами перевестись домой вы не сможете, но напишете заявление на имя Клэя. По состоянию здоровья. Здесь вам оставаться нельзя. Русские не знают, что вы слили информацию Шефферу. Они полагают, что вы еще в деле. И они тоже могут проявить настойчивость. А военной администрации такой, как вы, — крот в огороде — нужен в последнюю очередь… У них и так хватает забот выяснять, что они тут делают. Может, даже пришлют кого-нибудь, кто сможет навести здесь порядок. Сомневаюсь, но все же. — Он замолчал, посмотрел на седые волосы. — Я думал, это будете вы. Но что-то вам помешало.

— А как я узнаю, что вы…

— Ну, строго говоря, никак. Как я сказал, несколько беспокойных ночей. Но только не тут. Не в Берлине. Тогда я смогу изменить свое мнение. — Джейк взял папки по Бенсхайму и сложил их в стопку. — Эти я оставлю себе. — Он обогнул стол и направился к двери. — Езжайте домой. Вам нужна работа. Наведайтесь в «Американские красители». Я слышал, там ищут специалистов. Уверен, такие люди, как вы, им нужны. С вашим опытом. Только уезжайте из Берлина. Во всяком случае, вы не захотите встретиться со мной снова — вас это нервирует. И знаете что? Я с вами тоже не хочу больше встречаться.

— Вы остаетесь здесь?

— Почему бы и нет? В Берлине много историй.

Мюллер покачал головой.

— Ваша аккредитация истекает, — по-чиновничьи тупо сказал он.

Джейк удивленно улыбнулся:

— Не сомневаюсь, вы знаете вплоть до секунды. Хорошо, тогда еще одно. Скажите Джини, чтобы завтра оформила мне разрешение на жительство. Бессрочное. Специальное разрешение от ВА. Подпишите его, и мы с этим покончим.

— Разве? — сказал Мюллер, подняв взгляд.

— Я — да. У вас будет несколько бессонных ночей, но вы их переживете. Люди и не такое переживают. Здесь учатся именно этому — проходит время, и никто ничего не помнит. — Он направился к двери.

— Гейсмар? — сказал Мюллер, останавливая его. Он поднялся со стула, лицо еще больше постарело и осунулось. — Это только из-за денег. Я — солдат. Я не… Как перед богом, я не хотел этого. Абсолютно ничего.

Джейк повернулся:

— Тогда они пройдут легче. Ночи. — Он окинул его взглядом. — Хотя это не так уж и много, да?