– Я просто в отчаянье оттого, что подвернулся тебе так некстати.

Ле Шапелье пропустил эту реплику мимо ушей.

– С другой стороны, если я отпущу тебя, этот субъект, Симон, начнет мутить воду и заявит, что все мы куплены Питтом и Кобургом.

– Мой бедный Изаак! Ты оказался между Сциллой и Харибдой. Твои трудности вызывают у меня сочувствие, которое я собирался приберечь для себя.

– Дьявол тебя побери, Андре! – Ле Шапелье хлопнул ладонью по столу. – Может быть, ты прекратишь паясничать и скажешь, что я должен делать? – Он встал. – Тут все совсем непросто. В конце концов, я не комитет, и мне придется представить своим коллегам какой-то отчет. На каком основании я могу тебя отпустить? – Он подошел к Андре-Луи и положил руку ему на плечо. – Я сделаю что угодно, лишь бы спасти тебя. Но мне не хотелось бы взойти вместо тебя на эшафот.

– Мой дорогой Изаак! – На этот раз в тоне Андре-Луи не было насмешки.

– Не очень-то лестного ты обо мне мнения, если тебя это удивляет. Я еще не позабыл о случае в Кобленце.

– Параллели здесь неуместны. В Кобленце меня ни с кем не связывал долг и, следовательно, ничто не мешало мне помочь тебе. Ты же, к несчастью, лицо официальное, и едва ли служебный долг…

– Долг! Ха! – перебил его Ле Шапелье. – Мое чувство долга изрядно истончилось, Андре. Наша революция совершила причудливый зигзаг. Из тех, кто стоял у истоков, почти никого не осталось. Меня запросто могли смести вместе с жирондистами – последними сторонниками порядка.

Андре-Луи решил, что получил объяснение тому напряженному, затравленному взгляду, который так поразил его при виде Ле Шапелье. Его старый друг совершенно извелся, будучи во власти страхов и дурных предчувствий, иначе он никогда бы не позволил себе таких выражений.

Ле Шапелье убрал руку с плеча Андре-Луи и прошелся до стола и обратно. Его подбородок зарылся в шейный платок, на бледном лбу собрались задумчивые складки. Вдруг он резко остановился и спросил:

– Ты примешь назначение, если я его тебе предложу?

– Назначение?

– Может, оно и к лучшему, что в разговоре с этим Симоном ты назвал себя агентом Комитета общественной безопасности.

– Ты собираешься предложить мне должность агента? – В самом тоне вопроса уже содержался отказ.

– Ты возмущен? Почему? Разве ты уже не агент Бурбонов? Разве среди агентов не обычное дело – служить одновременно обеим сторонам? – презрительно поинтересовался Ле Шапелье. – Я мог бы объяснить комитету, что поручил тебе наблюдение за контрреволюционерами, считавшими тебя своим. Помощь, которую ты оказал мне в Кобленце, – безусловно, ценная услуга для революционной партии. Я немедленно доложил о ней комитету по возвращении в Париж, и теперь она послужит доказательством твоей лояльности. Мне с готовностью поверят, что твое присутствие здесь, твоя связь с известными контрреволюционерами – результат соглашения, которое мы заключили в Кобленце. Ты меня понимаешь?

– О, вполне. И благодарю тебя. – Андре-Луи насмешливо поклонился. – Но, по-моему, гильотина как-то чище.

– Вижу, что ты ничего не понял. Я не прошу тебя что-либо делать. Ты только подпишешь бумагу. Иначе я не смогу тебя отпустить.

Андре-Луи нахмурился.

– Но как же ты, Изаак? Что будет с тобой? Если ты поручишься за меня, а я не стану исполнять свои обязанности, если я воспользуюсь данными мне полномочиями, чтобы бежать? Что будет с тобой?

– Пусть это тебя не заботит.

– Нет, так не пойдет. Ты рискуешь собственной шеей.

Ле Шапелье медленно покачал головой и улыбнулся, не разжимая губ.

– Им некого будет призвать к ответу. Меня здесь не будет. – Он непроизвольно понизил голос: – В ближайшее время я отправляюсь в Англию с секретной миссией к Питту. Мы попытаемся отколоть Англию от коалиции. Это последняя достойная услуга, которую в наше время может оказать порядочный человек этой несчастной стране. Когда я выполню свою миссию – все равно, успешно или нет, – я вряд ли захочу вернуться. Потому что здесь, – добавил он с горечью, – честному человеку больше делать нечего. Это еще один секрет, Андре. Я открыл его тебе, чтобы ты ясно понимал, что́ я тебе предлагаю.

Андре-Луи понадобилось всего несколько секунд на размышление.

– При таких обстоятельствах отказываться было бы непростительной глупостью. Я всегда считал, что мне повезло в дружбе, Изаак.

Ле Шапелье пожал плечами, словно не хотел принять благодарность.

– Я привык возвращать долги. – Он вернулся к письменному столу. – Вот твоя карточка. Я подготовлю документ о твоем назначении агентом комитета и поставлю вторую подпись, как только все соберутся на заседание. Оно состоится не позже чем через два часа. Подожди в приемной, я пришлю тебе бумагу. Когда ты получишь ее, ты сможешь защитить себя. – Он протянул Андре-Луи руку. – На этот раз, кажется, прощай, Андре.

Глядя друг другу в глаза, они обменялись долгим крепким рукопожатием. Потом Ле Шапелье взял со стола колокольчик и позвонил.

Вошел секретарь. Ле Шапелье спокойно и сухо отдал ему распоряжения:

– Гражданин Моро будет ждать моих указаний в приемной. Проводите его и сразу же пришлите ко мне гражданина Симона.

Колченогий Симон, по-прежнему пребывавший в глубоком оцепенении, вошел в кабинет в надежде получить запоздалую благодарность от председателя Комитета общественной безопасности за бдительность, проявленную патриотом на службе нации. Вместо этого ему пришлось выслушать суровую лекцию об ошибках, к которым может привести чрезмерное рвение вкупе с ненадежными источниками информации. Гражданина Симона заверили, что он совершил серию грубых промахов в ходе раскрытия заговора, который никогда не существовал, и погони за заговорщиками, которые никогда не появлялись. В заключение его предупредили, что, если он и дальше будет поднимать панику по этому поводу, его ждут самые серьезные неприятности.

Слушая эту язвительную нотацию, гражданин Симон то краснел, то бледнел, а под конец требовательно вопросил, значит ли это, что он не должен доверять собственным чувствам. Эта слабая попытка съехидничать осталась незамеченной.

– Несомненно, – без промедления ответил председатель, – раз эти чувства оказались столь ненадежны. Вы оклеветали двух верных слуг нации в лице Мишони и Корти, хотя не можете ничем подтвердить свои обвинения в их адрес. Вы набросились на нашего агента, гражданина Моро. Это серьезные проступки, гражданин Симон. Вынужден напомнить вам, что мы покончили с деспотизмом, во времена которого жизнь и свобода людей зависела от милости какого-нибудь чиновника. Советую вам в будущем проявлять больше осмотрительности. Вам еще повезло, что вы остались на свободе, гражданин Симон. Можете идти.

Пламенный борец за свободу, равенство и братство вышел из кабинета пошатываясь, словно его огрели дубиной по голове.

Перебирая в уме факты, из которых сложилась эта история, нельзя не ощутить привкуса иронии, если задуматься, сколь малый промежуток времени сыграл ключевую роль в рассказанных здесь событиях. Всего несколько часов пролегли между отъездом господина де Ланжеака из Шаронны в Хамм, куда он отправился с вестью о гибели Моро, и прибытием в Шаронну самого господина Моро. Если бы не этот узенький временной разрыв, герои моего повествования могли бы избежать многих драматических переживаний, которые выпали на их долю впоследствии.