— Учитель, — пробормотал Мо Жань.

— Хм... — только что проснувшись, мужчина слегка нахмурился и потер лоб. — Ты... ты все еще не ушел?

— Я… э… я только что проснулся.

Почему-то, когда Мо Жань видел равнодушное выражение на лице Чу Ваньнина, его хваленое красноречие мгновенно испарялось, и он начинал заикаться, как будто на его языке завязали пару узелков.

Через некоторое время Мо Жань внезапно вспомнил, что меховая мантия Учителя все еще была на нем. Он быстро снял ее и неловко накинул на плечи Чу Ваньнина. Только тут он заметил: хотя Чу Ваньнин был одет в несколько слоев одежды, из-за того, что на нем не было мантии, он выглядел слишком бледным и продрогшим.

Из-за этой мысли его движения стали еще более рваными и суетливыми. Он занялся завязками плаща, но тут же совершенно в них запутался.

Мо Жань неловко замер.

Чу Ваньнин посмотрел на него, протянул руку, ослабляя узел, и спокойно сказал:

— Я сделаю это сам.

— Хорошо.

Нужно было еще что-то сказать.

— Извините.

— Ничего.

Мо Жань встал и на мгновение стушевался:

— Учитель, мне нужно собрать вещи и позавтракать, прежде чем отправиться путь.

— Хм…

— Не желаете позавтракать со мной?

Ох! Сказав это, Мо Жань пожалел, что не может прикусить язык и покончить с собой! Да что с ним такое? Зачем было приглашать Чу Ваньнина провести время вместе?

Возможно, это было потому, что он заметил сожаление на лице Мо Жаня, но, услышав это предложение, Чу Ваньнин после небольшой паузы ответил:

— Не нужно. Иди один.

Мо Жань боялся, что если задержится еще немного, то брякнет еще что-нибудь лишнее, поэтому он поспешно сказал:

— Тогда я покину вас…

Чу Ваньнин кивнул:

— Конечно.

После того, как Мо Жань ушел, Чу Ваньнин некоторое время сидел под деревом с отстраненным выражением лица. Наконец, ухватившись за ствол дерева, он медленно встал и замер в неловкой позе.

Всю ночь Мо Жань спал у него на ноге и отлежал ее, сам же он заснул только под утро. Поэтому сейчас Чу Ваньнин вообще не мог двигаться.

Он долго стоял под деревом, ожидая, пока восстановится кровообращение, а затем захромал по направлению к дому.

Всю ночь Чу Ваньнин просидел на морозе без верхней одежды. Несмотря на то, что под яблоней не было снега, промороженная земля источала холод.

— Aпчихи! — громко чихнул он. Сразу же выступили слезы, глаза покраснели.

Он закрыл нос платком и подумал, что умирает. Похоже... его опять лихорадит…

Старейшина Юйхэн был непревзойденным воином своего поколения, обладателем трех божественных оружий, человеком, которого мечтали завербовать все духовные школы в мире. Когда его божественное оружие Тяньвэнь задавала вопросы, даже моря и горы не могли уйти от ответа, что уж говорить о простых смертных. Казалось, у такого героя не может быть слабостей.

Но, к сожалению, каким бы сильным ни был этот человек, у него все же было уязвимое место. Чу Ваньнин боялся холода. Стоило ему переохладиться, как его начинали мучить лихорадка и головные боли. Таким образом, в тот день, когда его ученики покидали Пик Сышэн, Учитель Чу не только вновь стал ребенком, но и был сражен сильнейшей простудой. Когда послы птичьего народа в полдень пришли, чтобы забрать учеников в Персиковый Источник, они получили Мо Жаня, Ши Мэя, Сюэ Мэна и несчастного маленького ученика Ся Сыни, который чихал, не переставая.

Автору есть, что сказать:

«Как перепить Старейшину Юйхэна»

Сюэ Мэн: — Уважаемый наставник! Желаю вам счастья и долголетия в Новом году. Сначала я опустошу свою чашу, чтобы выказать вам свое почтение. Бульк… Бульк… Бульк...

Чу Ваньнин: — Хорошо, выпьем.

Выпив чашу, Сюэ Мэн отключился и выбыл из соревнования.

Ши Мэй: — Учитель, я тоже выпью с вами. Первая моя чаша, чтобы выразить вам свое почтение.

Чу Ваньнин: — Хорошо, выпьем.

Ши Мэй: — Из уважения к Учителю, я выпью еще одну.

Чу Ваньнин: — Хорошо, выпьем.

Ши Мэй: — Я поч… оч… увааажаю Уч...теля, выпью еще...

Чу Ваньнин: — Хорошо, выпьем.

Ши Мэй: — Йя… уваажаю...

После четвертой чаши Ши Мэй отключился и выбыл из соревнования.

Мо Жань: — Уважаемый учитель, с Новым годом! Сперва я хочу сделать это со всем моим почтением.

Захмелевший Чу Ваньнин: — Хорошо, выпьем.

Мо Жань: — Выпьем?

Чу Ваньнин: — Это крепкое вино.. Разве ты не сказал, что хочешь выразить мне свое почтение.

Мо Жань: (довольно посмеиваясь) — Гм… конечно, я сделаю все с очень большим почтением[1]...

Победный гимн.

[1] От переводчика: многократно обыгрывается фраза «先干为敬»— которая в традиционной трактовке означает «Сначала я опустошу свою чашу, чтобы показать тебе свое уважение». Дословный перевод фразы следующий: «сначала займется чем-то со всем уважением», но 干 gān гань переводится еще и какствол, столб, корень (с намеком на тот самый непревзойденный), а в сленге— трахать, ебать. Другими словами Мо Жань, в отличии от других учеников, предложил со всей почтительностью присунуть свой корешок («сперва трахнемся со всем уважением»)…

Глава 59. Этот достопочтенный был вынужден немного повзрослеть

Несмотря на то, что маленький брат был сильно простужен и постоянно чихал, откладывать поездку было нельзя. Юйминь отвезли их на восток к переправе через реку Янцзы и вызвали управляемую при помощи магии лодку, чтобы отвезти избранных к месту назначения.

Этой ночью Мо Жань наконец был избавлен от надзора Учителя и теперь беспрепятственно мог наслаждаться компанией Ши Мэя. Как ни странно, но мечты оказались лучше, чем действительность, и ожидаемого радостного возбуждения он не ощутил.

Сюэ Мэн и Ся Сыни уже заснули. Мо Жань лежал на палубе и, закинув руки за голову, смотрел на звезды.

Ши Мэй принес из каюты купленную у рыбаков сушеную рыбу. Теперь эти двое жевали сушеную рыбу и болтали.

— А-Жань, отправившись к Персиковому Источнику, мы можем не успеть на состязание на горе Линшань. Меня это мало затрагивает, но ты и молодой господин Сюэ — сильные воины. Ты не пожалеешь, что упустил этот шанс проявить себя?

Мо Жань повернул голову и улыбнулся:

— С чего бы это? Слава преходящая вещь. Обучение в Персиковом Источнике даст нам силы и умения, чтобы защитить важных для нас людей. Это куда важнее!

Взгляд Ши Мэя наполнился нежностью, и он мягко сказал:

— Учитель был бы очень счастлив узнать, что ты так думаешь.

— А как насчет тебя?