в линию мудрости. Обычно, такие люди готовы жертвовать собой ради любви… — Сюэ Мэн некоторое время смотрел на руку Чу Ваньнина, а затем вскинул голову и спросил, — неужели это правда?

Лицо Чу Ваньнина позеленело. Он стиснул зубы и сказал:

— Сюэ Цзымин, по-моему, ты устал от жизни.

Однако пьяный Сюэ Мэн уже полностью утратил инстинкт самосохранения. Улыбаясь, он продолжил рассматривать ладонь Чу Ваньнина, бормоча себе под нос:

— А-а-а, на линии сердца под безымянным пальцем есть остров. Учитель, вы думаете, что понимаете сердца людей, но это не так... когда дело касается чувств, вы слепы…

Чу Ваньнин не мог больше сдерживаться и отдернул руку.

Мо Жань думал, что умрет от хохота и, схватившись за живот, теперь смеялся от души. Поймав убийственно холодный взгляд Чу Ваньнина, он попытался проглотить рвавшийся из него смех, но из-за этого его ребра заболели от напряжения.

Чу Ваньнин был возмущен:

— Над чем ты смеешься? Что тут смешного?

Стоило ему попытаться уйти, как Сюэ Мэн вцепился в него мертвой хваткой. Мо Жаню почему-то сразу стало не так смешно. Сюэ Мэн сонно потянул Чу Ваньнина вниз, доверчиво уткнулся лбом в его руку и обнял за талию.

— Учитель, — нежный голос подростка звучал немного игриво, — не уходите, выпьем еще.

Чу Ваньнин выглядел так, будто сейчас задохнется.

— Сюэ Цзымин! Ты! Хватит валять дурака! Отпусти меня!

В это время снеговик на сцене вдруг со скрипом спустился вниз. Оказалось, что танец с мечами старейшины Таньлана уже закончился. Согласно очередности, теперь настало время старейшине Юйхэну порадовать учеников своим мастерством.

В тот же миг внимание всего зала сосредоточилось на Чу Ваньнине. Когда все присутствующие в зале увидели, что пьяный Сюэ Мэн самым неуважительным образом посмел обнять старейшину Юйхэна за талию, многие были очень шокированы. Некоторые в замешательстве уставились на свои палочки для еды или поспешно отвели взгляд.

Чу Ваньнин: — …

Неловкая атмосфера воцарилась в зале. Сюэ Мэн мертвой хваткой вцепился в своего наставника, и старейшина Юйхэн не мог уйти, но и продолжать сидеть тоже не мог.

После долгого неловкого молчания, Мо Жань внезапно рассмеялся:

— Ох, нет! Сюэ Мэн, хватит дурачиться! Ты же такой взрослый парень, так почему ведешь себя как избалованный ребенок? — сказав это, он попытался отцепить пьяного юношу от Чу Ваньнина. — Вставай, хватит цепляться за Учителя!

У Сюэ Мэна изначально не было никаких дурных намерений. Если бы он вспомнил о таком поведении, когда протрезвел, то сам бы надавал себе пощечин. Однако сейчас, когда он был так сильно пьян, Мо Жаню пришлось приложить немало сил, чтобы оторвать его от Чу Ваньнина.

— Сядь. Скажи, сколько пальцев видишь?

Сюэ Мэн посмотрел на палец Мо Жаня, нахмурился и ответил:

— Три.

Мо Жань: — …

Ши Мэй не мог удержаться от смеха и тоже спросил:

— Кто я?

— Ты — Ши Мэй, — Сюэ Мэн возмущенно закатил глаза.

Мо Жань не мог оставить все так и продолжил дразнить Сюэ:

— Тогда кто же я?

Сюэ Мэн некоторое время пристально смотрел на него, прежде чем ответить:

— Ты — псина.

— Сюэ Цзымин, я еще разберусь с тобой! — вспылил Мо Жань.

Внезапно за соседним столом ученик, в котором после трех чарок проснулась храбрость, указал на Чу Ваньнина и громко спросил:

— Молодой мастер, посмотрите, а кто он?

Сюэ Мэн был так пьян, что даже не мог сидеть. Опасно накренившись над столом, он с трудом поднял глаза и, прищурившись, посмотрел на Чу Ваньнина.

Чу Ваньнин: — …

Сюэ Мэн: — …

После долгой паузы, когда все присутствующие решили, что Сюэ Мэн, вероятно, слишком пьян и отключился, он вдруг улыбнулся и протянул руку, пытаясь дотянуться до рукава Чу Ваньина.

— Братец[3]-небожитель...

[3] 哥哥 gēge гэгэ — старший брат; достаточно фамильярное обращение, которое трактуется в зависимости от ситуации: старший брат, братец, муженек, мой парень…

Эти слова прозвучали громко и отчетливо.

Все ученики: — …

— Пффф!

Неизвестно, кто засмеялся первым, но вскоре и все остальные также не могли сдержать смех. Хотя выражение лица Чу Ваньнина было неприглядным, но разве он мог винить собравшихся. Несмотря на его репутацию, в этот момент никто не боялся наказания. Как бы он не был несчастен, вряд ли Тяньвэнь могла наказать всех присутствующих за его испорченное настроение и потерянное лицо. Зал Мэнпо наполнился веселым гулом, ученики теперь, не сдерживаясь и не смущаясь, смеялись и громко перешептывались, пили вино и пробовали праздничные кушанья.

— Ха-ха, братец-небожитель.

— Старейшина Юйхэн такой красивый, он правда похож на божество.

— Я бы рассказала, о чем греховном мечтаю, когда вижу его, но боюсь выглядеть слишком вульгарной. Вот только не могу я об этом не думать...

Кто-то спросил:

— А о чем ты думаешь?

— О том, что скрыто под этими тремя слоями его белоснежных одежд…

— Тогда ты действительно довольно вульгарна.

Цвет лица Чу Ваньнина сменился с белого на синий, потом он почернел от злости, но в итоге ему удалось взять себя руки и сделать вид, что он спокоен и ничего не слышит.

В конце концов, он привык к отчуждению и благоговейному трепету при одном его появлении. Опьяняющая светом и весельем атмосфера праздника лишила его возможности встать и сбежать. Столкнувшись с такой ситуацией, старейшина Юйхэн совершенно не представлял, как реагировать, и вынужден был заставить себя успокоиться.

Однако малиновые уши выдавали его волнение и оживляли красивое лицо, застывшее в ледяной маске равнодушия.

Мо Жань заметил это и поджал губы. Он ничего не сказал, но в его сердце почему-то подняла голову досадная ревность.

Он знал, что Чу Ваньнин хорош собой, но, как и все остальные, понимал, что его красота подобна завораживающему ледяному блеску холодного оружия. Когда Учитель не улыбался, то выглядел холодным, как снег, потому никто не осмеливался приблизиться к нему.

В глупой и темной голове Мо Жаня Чу Ваньнин был как тарелка вкусно прожаренного мяса, которое имело великолепный вкус и упоительный аромат. Однако пока эта тарелка была спрятана в грязную и разбитую коробку, Мо Вэйюй был единственным человеком в мире, который захотел бы открыть ее и попробовать деликатес. Так что ему не нужно было беспокоиться, что кто-то обнаружит его лакомство и познает его незабываемый вкус.

Но сегодня вечером, при теплом свете свечей и под возбуждающим влиянием винных паров, так много глаз уставились на его коробку, которая до этого никого не интересовала.

Мо Жань вдруг занервничал. Он хотел зубами вцепиться в свою вожделенную коробочку и прогнать всех этих