Она издала слабый звук, в котором не было желания, только страх.

– Пожалуйста, не надо.

Он поднял другую руку и убрал с ее лба выбившиеся пряди.

– Почему? Я всего лишь целую тебя. После того, что было между нами, это едва ли имеет значение.

Но, конечно, он понимал, что имеет. Она видела это в его ярко-синих глазах. Понимание и никакой искренней нежности, хотя ласки его лгали и говорили о другом. Кайлмор решил взять власть над Верити, и успех свидетельствовал о том, что он нашел единственный способ покорить ее.

Она могла бороться против силы, но ее жизнь была лишена нежности. Даже фальшивая ласка, похожая на нежность, могла найти путь к ее сердцу.

И все же у нее хватило воли противостоять ему.

– Ладно! Берите меня, – равнодушно сказала она и огляделась. – Если вы развяжете мне ноги и посадите к себе на колени, я смогу удовлетворить вас. По крайней мере настолько, чтобы вы перестали досаждать мне хоть ненадолго. – Это было сказано намеренно грубо, но ей до отчаяния хотелось потушить разгоравшееся желание, притягивавшее их друг к другу.

Он снова рассмеялся тем самым коротким смехом, от которого у нее шевелились волосы.

– Может быть, позднее, мадам. А сейчас я совершенно удовлетворен радостью невинных поцелуев.

– Но мне не нравится, когда меня целуют, – беспомощно ответила она.

Он погладил ее по щеке, а затем взял в ладони ее лицо.

Как она жалела, что не прислушалась к своей интуиции, подсказывавшей, что ни за что на свете ей не следует брать в любовники герцога Кайлмора.

С самого начала, с самой первой встречи с ним внутренний голос предупреждал, что он, только он один сумеет пробить броню, которой служила ей Сорайя. Но, к несчастью, она пренебрегла своими предчувствиями. Став его любовницей, она целый год упорно противостояла симпатии, которую испытывала к нему. Это чувство было абсурдно. У куртизанки и герцога не могло быть ничего общего.

Долгие годы он преследовал ее, а она ускользала. Каждое искушение, возникавшее по его воле на ее пути, было лишь ходом в игре. В некотором отношении этот поединок доставлял ей удовольствие. Даже последний ход в этой игре был вызовом – она потребовала баснословную плату за свое согласие, такую сумму ни один мужчина, будучи в здравом уме, не заплатил бы за женщину.

Но ни один Кинмерри никогда не отличался здравым умом.

Герцог принял ее вызов. Неожиданно для себя она оказалась в долгу перед ним. Она убеждала себя, что сможет потерпеть годик в его обществе, всего лишь один короткий год, а затем выйдет из этой игры и останется такой же независимой. И ей это почти удалось.

Почти.

Но она еще не сдалась. И герцог Кайлмор должен об этом узнать. На этот раз, когда он прикоснулся к ее губам, Верити оставалась бесчувственной как камень. Она закрыла глаза и про себя сосредоточенно перечисляла все причины для ненависти к этому человеку.

Его высокомерие.

Его себялюбие.

То, как он вырвал ее из жизни, о которой она так долго мечтала.

Его руки, лежавшие на ее голове, стали осторожно массировать кожу, каждым движением снимая напряженность. Одновременно он покусывал и поглаживал ее губы.

Верити его ненавидела.

Она сжимала связанные руки, стараясь оставаться бесчувственной.

Несмотря на то что она оставалась холодной, он явно был возбужден. В любую минуту он откинет ее юбки и овладеет ею. Верити почти хотелось, чтобы он сделал это, тогда бы ей не оставалось ничего, кроме ненависти.

По крайней мере насилие прекратит эту муку, которая напоминала опьяняющее наслаждение. Верити старалась пробудить в себе отвращение. Но, к сожалению, он был удивительно нежен.

Кайлмор, черт бы его побрал, знал, что нежность – его самое сильное оружие.

От него так чудесно пахло. Чистым, сильным, здоровым мужчиной, не прибегавшим к помощи туалетной воды, как многие особи его пола. От него пахло свежим воздухом. На какую-то минуту, забывшись, она потянулась к нему, привлеченная этим запахом, но вовремя вспомнила, что сделана из камня, а камень не привлекают запахи.

Но он, так хорошо знавший ее, так близко сидевший к ней в этом замкнутом пространстве, заметил минутную слабость.

– Знаешь, я могу заниматься этим всю дорогу до Шотландии, – прошептал он, не отрываясь от ее губ.

– Я вам не игрушка, – сердито ответила она.

– Такова плата за предательство.

Несколько движений его ловких пальцев, и ее волосы рассыпались по плечам. Он провел пальцами по запутавшимся прядям.

– Вот так лучше. Теперь ты похожа на мою любовницу. Хотя признаюсь, что нахожу совращение добродетельной вдовы довольно пикантным. Мы должны отложить это до следующего удобного случая.

Его непринужденные уверенные манеры раздражали, и Верити догадывалась, что именно этого он и добивался.

– Я больше не ваша любовница. Я сказала – Сорайя исчезла навсегда.

Он только на мгновение перестал гладить ее по волосам. Она пыталась убедить себя, что это поглаживание не возбуждает ее, но каждое движение было обещанием наслаждения.

Ложные обещания, напомнила она себе.

– Сорайя просто спряталась, вот и все. – Он определенно добивался, чтобы она ударила его.

– Вам это надоест. – Она надеялась, что права.

– Возможно. Но неужели ты на самом деле не знаешь, чья воля сильнее? – Он положил руки ей на плечи.

Если бы он хотя бы на дюйм сдвинул эти руки, то они обхватили бы ее горло. Он уже угрожал. Она старалась использовать свой страх как защиту от него, но это оказалось невозможным, его прикосновения были полны нежности.

Нежное обладание?

Как же она была глупа.

Он все время стремился погубить ее, а она в это время обманывала себя мыслями о том, что он относится к ней с некоторым уважением. Она заслуженно оказалась в этом положении, если позволила себе поверить в такую сентиментальную чушь.

Верити услышала, как вздохнул Кайлмор.

– Я заключу с тобой сделку, мисс Эштон.

Она вскинула голову.

– Я уже знаю, что вы выполняете условия сделок, ваша светлость.

Уже хорошо, что, разговаривая, он не целовал ее. Но даже его звучный голос растекался по ее венам, как разогретый мед.

– Так вот мое предложение. Поцелуй меня по-настоящему, и ты избавлена от моего внимания до тех пор, пока мы не приедем в охотничий домик.

– По-настоящему – как это понимать? – с подозрением спросила она.

Он засмеялся.