Наш театр помещался в полуподвале ТЮЗа на Моховой, там, где сейчас буфет, артистические уборные (17). Наверху шла премьера «Конька-горбунка», а внизу спектакли театра Новой драмы. Труппы дружили между собой. Здесь Шварц познакомился с Брянцевым, Зоном (18), Макарьевым и другими тюзовскими актерами и режиссерами.

Я была уверена, что буду большой актрисой, и Женя не разубеждал меня в этом. Может быть, потому, что мы тогда очень любили друг друга. Мои портреты стояли на Невском. Я была очень занята театром — днем репетиции, вечером спектакли, и поэтому, наверное, не могу вспомнить, когда Женя начал работать у Клячко в «Радуге» (19), когда он начал писать. В 1924 году (я тогда уже служила в БДТ) я приходила из театра, горела лампа, и Женя что-то писал.]

Кто только не бывал у нас в эти годы, с 1922 по 1929-й годы. Люди тянулись к Шварцу. Приходили литераторы, писатели — и М. Л. Слонимский, и М. М. Зощенко, и К. Федин, Н. и К. Чуковские, С. Я. Маршак, Борис Житков, Н. М. Олейников (20), Всеволод Вишневский с Э. С. Паперной (21), Д. Хармс, художники Конашевич (22), Петр Соколов (23), заходил Корней Иванович Чуковский, а актеров сколько тоже бывало у нас. И Михаил Федорович Романов (24), режиссеры Грипич (25) с Выгодской (26), Макарьев с артисткой Верой Зандберг; не забывали к нам дорогу и старые друзья по Мастерской — П. К. Вейсбрем, Антон Шварц со своей женой артисткой Буниной, Павел Иосифович Слиозберг, Ф. Динерман, Р. М. Холодов, талантливая М. Магбалиева, Варвара Черкесова и многие другие. Близким и родным человеком был и родной младший брат Евгения Валентин (27), тогда студент.

Помню, собралось у нас как-то человек восемь-десять; были Маршак и Житков. Маршак вдруг снял пиджак и объявил, что у него внезапное вдохновение. Шварц немедленно согнал нас всех в самую маленькую комнатку, а Маршака одного запер в самой большой, и начал смешить нас всех до коликов. А сам через каждые 15–20 минут получал через дверь от Маршака исписанные листы. Потом громоподобно всеми нами исполнялся туш, и Шварц прочитывал нам куски из знаменитой потом «Почты». При упоминании своей фамилии Борис Житков (28) вставал и церемонно раскланивался. Всегда в нашем доме было тесно, шумно, весело и не очень, и даже очень не сытно…

Корней Иванович Чуковский пригласил Евгения Львовича к себе в секретари. Не думаю, что Шварц был хорошим секретарем, но знаю, что глубоко чтил он большой талант Корнея Ивановича, он так же, как и Маршака, уважал и любил его. С того времени Шварц стал все больше и больше писать. Первое, что было напечатано, называлось «Рассказ старой балалайки». Написана она была сразу же после наводнения в 1924 году… (29). Насквозь промокла забытая в комоде старая балалайка, потеряла свою звонкость, но потом попала на солнышко, просушилась и затренькала опять про веселое будущее, задористо описывая пережитую беду. «Балалайка» была написана как раешник, и многим нравилась. Потом — «Шарики-сударики» — первая детская книжка Шварца с прекрасными иллюстрациями. Не помню фамилию автора, книжка мгновенно разошлась (30).

Самыми близкими друзьями Евгения Львовича были в ту пору Н. М. Олейников (ставший жертвой культа личности) и Антон Исаакович Шварц. Не могу забыть 1954 год. Малый зал филармонии, гражданская панихида. Хороним Антона Шварца. И в толпе бледное, словно какое-то чужое лицо Евгения. Они дружили с двенадцатилетнего возраста (31). Евгений Львович пережил своего друга всего на четыре года.

В 1929 году А. А. Брянцев и Б. Зон поставили первую пьесу Евгения Шварца «Ундервуд». Оформил спектакль художник Бейер (32). Спектакль имел большой успех. Хороша и оригинальна была сама пьеса. Играли наилучшие актеры ТЮЗа: Охитина, Пугачева (33), Вакерова, Черкасов, Чирков (34), Полицеймако (35). В пьесе впервые действовало радио. Тогда оно только входило в жизнь, и это было сенсацией. Дети на спектакле волновались, переживали за пионерку Марусю, и Шварц радовался этой детской активности и был счастлив…

Евгений Львович был очень мягким человеком. Любимый писатель его был Антон Павлович Чехов. Всю жизнь на столе, за которым писал Шварц, стоял портрет Антона Павловича. Шварц очень радовался, когда ему что-то нравилось — в музыке ли, в литературе ли — всё равно. Он хвалил радостно и как-то щедро. Если не нравилось, очень не любил говорить неприятное, но, преодолевая это чувство, все же говорил в глаза, как-то тихо и ласково горькую правду. Когда же эта правда встречалась в штыки, он сразу делался жестоким, гневным, а когда успокаивался, взгляд его еще долго оставался холодным, словно каким-то чужим. Душой он не кривил. Я, по крайней мере, этого за ним не знала.

Шварц очень любил детей. Много душевного тепла, любви и заботы уделял он нашему маленькому племяннику, покойному Коленьке Дмитриеву, а потом дочери своей Наташе, а впоследствии внукам, и всех он любил и заботился до конца своих дней.

Помогал он многим и чужим ребятам, подбирали мы с ним беспризорников, и трех-четырех при помощи Маршака удалось устроить в детские дома. Это было тогда не так просто. Дети стайками ходили за Шварцем. Стоило ему появиться во дворе, как они уже кричали: «Наташа, твой папа идет!»

[…В июле 29-го я все узнала. У него уже тогда была Катя (36). Мы выяснили отношения, и в октябре он окончательно ушел.

16 апреля родилась Наташа. Его вещички я выбросила ему в окно.

Через год Наташа заболела тяжелой формой скарлатины. Даже доктор-волшебник признал свою беспомощность. Женя переживал ужасно. Он никогда не был верующим или чем-то еще в этом роде, но здесь он посчитал, что это возмездие ему за то, что он бросил дочь. Он уговаривал меня прогнать мужа (я довольно скоро вышла замуж за Альтуса (37), чтобы он мог вернуться в семью, и тем искупить свою вину.]

Евгений Львович был сложным человеком: были у него и твердость воли и безволие рядом, и гневность и мягкость, и суровость и ласковость. Но было точно — чистая душа и доброжелательность к людям. Его пьесы для взрослых, поставленные в театре Комедии режиссером Николаем Павловичем Акимовым, другом Шварца. Поставленные же во многих городах «Тень», «Обыкновенное чудо» и другие пьесы, напечатанные в сборнике его произведений (38), дают, мне кажется, возможность каждому внимательному зрителю или читателю понять и почувствовать незаурядную личность писателя Евгения Львовича Шварца.