показалось, Агиль поперхнулся. Вроде даже и растерялся на мгновение. Но это быстро прошло и я даже подумала, что мне почудилось.

– Нет у меня никаких привилегий, – пробурчал он.

– А почему тогда? Ведь воздушное передвижение над территорией дома запрещено. А ты прямо к дверям подлетел. Тебя не накажут?

Он нервно ответил:

– Не накажут меня! Мне можно так делать!

– Почему? – не отставала я.

– Я…, – он слегка замялся, но потом воодушевился, – Мне можно так делать. Иногда необходимо срочно ехать куда-нибудь и это экономит время. Поэтому мне можно. Другим нельзя. – и Агиль сурово на меня посмотрел.

Что-то здесь было не так, но пока я не могла поймать его на лжи. Может, это и не было ложью, может, он и в самом деле такой обнаглевший сотрудник, которому дали право нарушать правила в случае необходимости, а он пользуется этим, когда ему хочется. Потому и злится, что его поймали на этом нарушении. Так что я решила далее эту тему не развивать, чтобы не испортить отношения. Вряд ли еще кто-то захочет меня учить вождению. Вместо этого я спросила, можно ли мне еще поучиться как-нибудь. Агиль, все еще сердитый, буркнул:

– Завтра, в это же время.

И я моментально оказалась на улице, без всяких вежливых “спасибо за урок”, “до встречи”, “было очень приятно”. Через пару секунд я уже наблюдала за удалявшимся рольдом. Агиль опять взлетел прямо с места…

Следующего дня я ждала с некоторой опаской. Уж больно сердит был мой учитель вождения, когда мы расставались. Не очень хотелось снова с ним встречаться, но и упускать шанс было страшно. Так что вечером я собрала в кулак всю свою волю и пошла на встречу. Как ни странно, Агиль был уже на месте, ждал меня в синем рольде. Я робко поздоровалась и спросила, можно ли мне сесть в рольд. Вопреки моим опасениям Агиль был весел. Конечно, насколько это возможно для такого мрачного типа.

Мы отлично полетали. Я потренировалась взлетать и садиться, немного пролетела над лесом и неожиданно для себя заложила довольно рискованный вираж на повороте. Мой учитель только крякнул и резко забрал себе панель управления. Выровняв машину, он посмотрел на меня возмущенно:

– Вот уж никогда бы не подумал, что ты окажешься лихачом!

– Я? – это было неожиданно, – И в мыслях не было! Я вообще осторожная и трусливая! Это случайно!

Чего я оправдываюсь-то? Не все ли равно, что он подумает обо мне? Но почему-то было не все равно. Наверное, я хочу наладить с ним отношения, чтобы он не бросил мое обучение. Не может же мне он нравиться! Я задумалась. Украдкой посмотрела на Агиля. Угловатые черты лица, орлиный нос. Нет, совершенно не мой типаж. Ну и хорошо. Я вспомнила Костю. Почему-то вспоминался он в реанимации. А раньше? А раньше как-то смутно. Вроде все помню, что делали, куда ходили, но его самого вижу нечетко, размыто… Странно. А раньше могла поры на его носу пересчитать, наверное. Почему так? Но как же он страдает, наверное… Ведь я просто пропала, да еще после таких страшных событий.

От раздумий меня отвлек голос Агиля:

– Ну что, лихач, попробуешь еще?

Вроде не злится, это хорошо. Конечно, я согласилась продолжить обучение. Еще бы!

Глава 6

Мои занятия с Чендой и Софосом тоже продолжались. Удивительная Ченда добилась со мной значительных результатов. Мы так хорошо продвинулись в освоении языка, что приступили уже к прохождению программы средней школы, то есть начали вдаваться в тонкости стилистики и художественной ценности текстов. Это было трудно и я не очень-то понимала, зачем мне это. Мне казалось, что достаточно наращивать словарный запас и заниматься аудированием. Но Ченда была непреклонна и мне ничего не оставалось, кроме как вдаваться в тонкости языка дальше.

Чрезвычайно активизировался Софос. Если раньше он никогда не выходил за рамки установленного времени для занятий и даже иногда оставлял нас с Асией в городе, если мы задерживались, то теперь он начал оставаться после урока. Все чаще он говорил Асии, что мы не будем ее напрягать и справимся сами, ведь Оксана уже так хорошо освоила язык! Не знаю, как насчет Асии, а я точно напряглась. Софос явно принял близко к сердцу шутку про мою влюбленность. Это-то ладно, но он начал искать подтверждения этому! Садился поближе, дышал в ухо, позволял себе какие-то двусмысленные высказывания. Если честно, я во всех этих игрищах с флиртом была не сильна и он очень меня раздражал. Я не знала, как поставить его на место и не была уверена, что могу на него кому-нибудь пожаловаться. Да вроде как и не на что, рук он не распускал, откровенных непристойных предложений не делал. Но заниматься с ним наедине становилось все труднее. При Асии он вел себя как и раньше, но стоило ей уйти, как начиналось распускание хвоста.

Мы занимались с Агилем часто. Я даже не ожидала, что он сможет уделять мне столько времени. Постепенно я забыла о своих опасениях, уже не ожидала каждый раз, что меня увезут в неизвестном направлении, а то и вовсе уронят в море. Агиль сердился все реже, зато все чаще смеялся. А я начала ловить себя на том, что мне нравится, когда он смеется. Он очень менялся в эти минуты, становился каким-то близким, совсем не страшным. Впрочем, я теперь и сердитого его не особо боялась. Видимо, привыкла. Все чаще мы беседовали во время наших полетов. Агиль очень живо рассказывал мне о своем детстве. У него была совсем простая семья, родители работали на производстве. Я много узнала о жизни простых людей в Анитре и, по большому счету, не так уж она отличалась от жизни людей в моем мире. Конечно, расхождения были, но они не играли существенной роли. Печали и радости, слезы и смех, любовь и неприязнь – все это было точно таким же.

Но вот интересная штука – о детстве и юности Агиль рассказывал хорошо, а потом все было очень скомканно. Все заканчивалось на моменте окончательного определения жизненного пути. Тут он говорил коротко – а потом мне назначили эту работу. И все. И не было больше никаких интересных образных историй из жизни, только констатация факта. Мне назначили эту работу и я на ней работаю. Я обратила внимание на это не сразу. Все-таки не так уж продолжительны были наши встречи и мы были заняты обучением. Но на четвертой неделе это стало заметно.