— Подходи, не бойся, — вдруг заговорил мужчина и повернулся ко мне.

Я зажмурилась на миг, потому что только так можно было удержаться от того, чтобы не скользнуть взглядом вдоль его тела вниз. И вряд ли моё внимание привлекли бы его колени.

— Кто ты такой? — попыталась я спросить как можно более грозно.

Но насколько грозно вообще можно разговаривать с голым мужчиной? Его длинные, до пояса, волосы, мокрыми прядями прилипшие к телу, надо сказать, совсем ничего не прикрывали. Потому я, стрельнув взглядом по сторонам, на ходу захватила чьи-то развешенные у борта на просушку портки. Пригодятся.

— Видно, ты нечасто бывала в этих краях, раз не знаешь, кто я такой, — усмехнулся незнакомец. — А ещё носишь в себе кровь сидхе. Позо-ор!

Издевается ещё… Вот же рыбина двуногая!

— Пока ты напоминаешь потерпевшего кораблекрушение, — огрызнулась я. А мужчина вдруг двинулся мне навстречу. Честное слово, так спокойно и величаво, словно одетый в шелка король. — Стой, где стоишь!

Я слишком поздно поймала себя на том, что уже разглядываю его, приближаясь к опасным границам. А осознав это, подняла топор повыше и угрожающе им качнула.

— Осторожнее с мужскими игрушками, девочка, — снисходительно усмехнулся мужчина. — Поранишься. Я просто хочу взглянуть на тебя поближе.

— Сначала скажи, кто ты такой! — Я швырнула в него сухие штаны. — И прикройся.

Мужчина взглянул на упавшую к его ногам ткань, как на какое-то недоразумение, которому он даже название приличное подобрать не мог. Конечно! Зачем ему в воде штаны? Мешают, наверное, только. Он снова посмотрел на меня и просто перешагнул через почти любезно предоставленную ему одежду.

— Я Эх-ушге, — гортанно и как-то по-особенному мягко проговорил мужчина. Тогда только меня догнала мысль, что мы с ним разговариваем на руэльском. — Вернее, сын правящего рода Эх-ушге. И я пришёл сюда, чтобы остановить вас.

Хороши новости. Впрочем, об этом я уже и сама догадалась.

— Зачем?

— Потому что на Руэльских островах вам не будут рады. Вы принесёте только беды туда, где ещё сильна вера в Старых богов. Где за гранью ещё спят дети Дану. Вы не нужны там. Вы всегда несли на эти земли только смерть.

Его голос с каждым словом становился всё более гулким и даже гневным. Как будто вархассцы чем-то задели лично его.

— А ты, значит, защитник? — Я приподняла брови, даже позабыв на миг об оружии в своей руке и о наготе этого странного Эх-ушге. — Хранитель?

— Можно и так сказать, — уклончиво качнул головой тот. — И в моей силе разбить ваши корабли так, что их обломки только через несколько недель доплывут до диких берегов Глиннхайна.

Он остановился близко от меня, но ровно так, чтобы я не могла дотянуться до него одним ударом топора. Его кожа блестела, по ней то и дело пробегали мокрые дорожки, волосы казались чуть зеленоватыми, а глаза были наполнены необыкновенным свечением, словно морская вода — солнцем. Он был красив и уже не юн: все те сотни лет, что он наверняка прожил, явственно читались в его взгляде, которым он неспешно мерил меня раз за разом.

— Так зачем ты пришёл? — Я остановилась тоже, покосившись на шатёр, где сейчас спал отец. Если я крикну, он проснётся? Вряд ли. — Ведь эти Блуждающие огоньки подчиняются тебе, верно? И уведут корабли прямо на скалы. Но ты забрался на борт. И говоришь со мной. Значит…

— Я почувствовал текущую в тебе силу за много миль отсюда. И долго преследовал вас. Подумал, что мне могло показаться, но нет. — Он протянул руку к моей груди, но не коснулся её. А вокруг его ладони вдруг разрослось бледное холодное свечение, которое пронзалось короткими алыми всполохами. — Как ты, дитя туатов, оказалась так далеко от породившей твой род колыбели?

Он слегка наклонился ко мне — и от его тела разлилась волна сырой прохлады. А на вид он вполне себе тёплый, как и любой другой мужчина. Если бы все мужчины выглядели как он, конечно. Но, наверное, так выглядят только боги.

— Вряд ли я смогу дать тебе подробный ответ. — Я невольно качнулась назад. Интересно, это его свечение или моё? — Наверное, я оторвалась от колыбели ещё задолго до своего рождения. Первые племена расселились на большой земле многие сотни лет назад.

— И потеряли свою силу. Но ты сохранила, — озадаченно нахмурился Эх-ушге. — Потому я не могу не пропустить тебя. Ты должна быть там.

Где-то я уже это слышала… Должна быть там — среди зелёных, как тина, холмов. На диких тропах, под дождём и на ветру. Та девочка в бирюзовом платье, моё видение — она говорила мне то же.

— Так отзови свои огоньки! — на правах потомка Первых племён потребовала я. В конце концов, он относится ко мне даже с некоторым почтением. Не нахальничает, не лапает… 

— Я не могу. Ты должна пойти со мной. А они, — Эх-ушге обвёл взглядом корабль, — будут убиты.

Я даже рот открыла от потрясения: с таким праведным спокойствием он это сказал. Как будто может быть только так и никак по-другому. Как будто в таком вот исходе нет совершенно ничего необычного и жестокого. Даже в голове не укладывается! Да, похоже, у этого Эх-ушге безнадёжно просолились мозги!

— Ты и правда считаешь, что я на это соглашусь?! — мне едва удалось унять так и проступающую в тоне визгливость. Мне и правда хотелось визжать, а ещё хвататься за голову.

— Если не согласишься добровольно, есть два исхода. — Мужчина сложил руки на мощной груди. — Я забираю тебя с собой силой, выбрасываю на берегу, а дальше ты продолжишь путь сама. Второй — ты отправляешься в небытие вместе с остальными. Потому что дальше я ваши корабли не пропущу.

У меня, признаться, в какой-то миг руки опустились. Думала, вариантов будет гораздо больше.

— Но мой отец не желает зла ни королю, ни кому бы то ни было в Глиннхайне! Он плывёт с мирным посольством. Чтобы попытаться договориться. Разве только за то, что вархассцы когда-то воевали с руэльцами, мой отец и все эти люди заслуживают смерти?

Эх-ушге покачал головой.

— Ты маленькая глупая девчонка. И ты не видишь в людях и половины того, что они таят в себе на самом деле. — Он, кажется, начал злиться. — Я вижу ненависть в сердце советника. Я вижу ненависть в сердцах многих из тех, кто плывёт на острова с ним.

— Возможно, им удастся избавиться от неё именно теперь!

— Эти обиды слишком старые для того, чтобы от них можно было избавиться так резко, — возразил Эх-ушге. — Так что ты скажешь?

Я огляделась, крепко сжимая в руке топорик. Безразличные, послушные воле этого мужчины огоньки всё сияли над водой и манили за собой оба корабля. Кажется, вдалеке уже проступили очертания тёмных каменистых круч — огромного острова, почти голого, без лесов. Одни булыжники да чёрный вулканический песок.

— Просто отпусти нас, — всё же попросила я. — Я смогу уговорить отца вернуться. Потому что здесь слишком опасно.