Дженивра одарила Генри улыбкой, пытаясь смягчить его промах.

— О да, у меня гость. Однако буду рада, если вы присоединитесь к нам и выпьете чаю, прежде чем отправиться по своим делам. Я уже распорядилась, чтобы принесли еще одну чашку.

— Дженивра любит готические романы, — объяснил Генри, дружелюбно кивнув в ее сторону и устраиваясь удобнее в другом кресле с мягкой спинкой. — Я всегда стараюсь порадовать ее парочкой новеньких историй в каждом заказе.

Эш продолжал рассматривать ее в своей саркастически-спокойной манере.

— Значит, вам нравятся хорошие романы, миссис Ральстон.

Даже обычные светские условности звучали в его устах невероятно чувственно. Она осознала скрытый смысл его намека, и горячая волна алой краски залила щеки.

— Иногда, — спокойно ответила Дженивра. Пусть трактует ее ответ как хочет.

— Миссис Ральстон? Когда это мы соблюдали формальности с друзьями? — Генри улыбнулся кузену. — Это Дженни, или Дженивра, если тебе угодно. Я перестал называть ее «миссис Ральстон», наверное, лет сто назад. Весь последний год мы практически не расставались, ухаживая за дядюшкой. — Генри прочувствованно ей улыбнулся и, преодолев разделявшее их и без того весьма близкое расстояние, ободряюще похлопал ее по руке. Внешне все выглядело как дружеский искренний жест близкого человека, но Дженивра почувствовала в нем нечто другое. Казалось, Генри действует далеко не спонтанно, как хотел показать. Кроме того, подобный поступок весьма не характерен для Беннингтона. Ей очень не хотелось думать, будто внезапно вспыхнувшая привязанность Генри обусловлена ничтожными четырьмя процентами. Еще больше не нравилась мысль о том, что она вынуждена трактовать все именно так.

— Пережитые вместе трагедии обычно сближают людей. — Улыбка Генри потеплела, стоило ему на мгновение взглянуть ей в глаза.

Или разделяют. Дженивра определенно чувствовала себя не в своей тарелке. Они с Генри были прекрасными друзьями вплоть до вчерашнего дня. Беннингтон никогда не пытался превратить их знакомство в нечто более личное, и это делало его еще более для нее привлекательным. Он именно тот, в ком Дженни так нуждалась: умный товарищ, не требовавший от нее более, чем она хотела дать. Дженивра уже была раз замужем, и опыт семейной жизни ей не понравился. Она вовсе не спешила повторять его даже с любезным и милым Беннингтоном и уж точно не с его гораздо менее дружелюбно настроенным кузеном, как бы хорошо тот ни целовался.

— В последнее время мы часами читали вашему отцу. — Дженивра вернулась к беседе с Эшем, серьезно обеспокоенная тем, что Генри уже второй раз пытается исключить кузена из общего разговора.

— Как мило, — удалось выдавить из себя Эшу.

— А вы также получаете удовольствие от чтения? — снова попыталась вовлечь его в беседу Дженивра.

— Мне больше нравятся книги с… картинками. — Губы Эша сложились в озорную ухмылку, лучше всяких слов свидетельствовавшую о подлинном значении его слов.

— Господи, Эш. Да ты стал еще хуже, чем я помню, — неодобрительно проворчал Генри, даже не пытаясь скрыть раздражение.

— Равно как и ты, — парировал Эш.

Какие бы надежды на вероятную семейную привязанность между кузенами она ни питала, после такого обмена репликами с ними было покончено. Напряженность нарастала, и, казалось, сама атмосфера скоро завибрирует, как струны Бабкока, о которых рассказывал Эш. Дженивра огляделась по сторонам в поисках приятного и достаточно нейтрального объекта для обсуждения. Взгляд ее наткнулся на стоявший у стены музыкальный инструмент.

— Ваш кузен играл для меня на фортепьяно, прежде чем вы пришли, — сообщила она. — Он восхитителен.

Генри приподнял бровь, смерив Эша вопросительным взглядом:

— Ты все еще играешь? Ну хоть что-то. По крайней мере, твое восстание не окончилось полным крахом, да?

Эш сжал губы. Самое время поскорее выпроводить Генри по своим делам, прежде чем драка вспыхнет прямо у нее в гостиной. Да, вопреки надеждам приход Генри вовсе не разрядил затруднительную ситуацию, а лишь способствовал накалу страстей.

— Я бы предложила вам вторую чашку, однако боюсь, и так задержала вас слишком долго. — Она поднялась и подала Генри руку. — Огромное спасибо за приглашение. Очень любезно с вашей стороны было подумать обо мне.

— О, всегда рад оказать вам любезность. — Генри склонился к ее руке и поспешил удалиться.

Эш сделал большие глаза и удобнее уселся в широком кресле, положив ногу на ногу и, очевидно, чувствуя себя как дома. Его поведение не оставляло ни малейшей надежды, что и он планирует вскоре ее покинуть.

— Это самая нелепая и неуклюжая попытка стихотворчества из тех, что я когда-либо слышал. Мой кузен считает себя поэтом?! Какая чушь!

— Напротив, очень мило. — Дженивра принялась убирать чайные приборы на поднос. Возможно, это наведет Эша на правильную мысль о том, что его приятный визит подошел к концу.

— Вы так думаете? Он вам нравится? — откровенно спросил Эш.

— Мы просто друзья. — Чашка едва не выпала у нее из рук от его прямоты.

— Похоже, он хочет стать вам более чем другом.

— А вы? — Уперев руки в бока, Дженивра взглянула ему в лицо. Если он решился открыто высказать свои мысли, почему бы и ей не последовать его примеру? — Чего вы здесь вертитесь? Мне жаль, если у вас сложилось неверное впечатление обо мне прошлым вечером.

— Уверяю вас, вполне правильное. Да и как иначе? У меня ведь только две щеки, значит, осталось не так много места для ваших впечатлений. — Он проследил за тем, как она взяла в руки колокольчик, чтобы распорядиться забрать поднос. — Сейчас вы, похоже, перешли к той части нашей маленькой пьесы, в которой предложите мне покинуть вас, ибо вам необходимо вернуться к каким-либо неотложным делам. На самом же деле вы хотите, чтобы я ушел, поскольку я, вероятно, был слишком откровенен, чем смутил вас и заставил почувствовать себя некомфортно? — Он явно смеялся над ней, сложив губы в бесстыдную вызывающую ухмылку, словно подначивающую с ним не согласиться.

— Только в том случае, если вы сами не почувствуете необходимости покинуть мой дом без дополнительных напоминаний.

— А я-то уже решил, будто вы покажете мне ваши знаменитые сады. После всех вчерашних разговоров об искусстве садоводства я надеялся взглянуть хоть одним глазком на ваши угодья.

Он поймал ее. Сады ее слабость. Дженивра гордилась ими и любила показывать.

— Дайте мне минутку сменить туфельки, — улыбнулась она. О, какая прекрасная возможность доказать ему всю беспочвенность его подозрений! Ведь у нее действительно существуют законные основания избегать Лондон, одно из них — ее сады.

Она показала ему сад с искусно подстриженными деревьями, которым придали формы экзотических животных. Там были и жираф, и дикий мустанг, и слон; каждая фигура занимала свой уголок и была окружена клумбами с анютиными глазками, которые должны были распуститься чуть позже, весной. Однако, невзирая на отсутствие цветочного многоголосья, сад радовал глаз. Между фигурами животных размещались огромные кадки с кедрами, подстриженными в форме спирали.