В эпоху младотурок в Османской империи появились и первые самолеты. В те времена авиация находилась еще в зачаточном состоянии: братья Райт провели свой первый успешный полет на механическом аппарате тяжелее воздуха всего несколько лет назад, в декабре 1903 года. Шесть лет спустя один из пионеров авиации Луи Блерио приехал в Стамбул, чтобы продемонстрировать чудеса летного искусства. Блерио прославился тем, что 25 июля 1909 года совершил на моноплане перелет через Ла-Манш, и в Стамбуле с нетерпением ожидали его визита. Однако из-за сильного ветра самолет Блерио врезался в крышу дома, и следующие три недели пилот провел в местной больнице, восстанавливаясь от полученных травм[41].

В 1911 году османы отправили учиться в Европу своих первых летчиков. В 1914 году турецкие авиаторы начали осваивать небо над Османской империей. В феврале лейтенант Фетхи-бей в сопровождении одного из помощников Энвер-паши — Садык-бея попытался совершить перелет из Стамбула через Анатолию и Сирию в Египет. Их самолет, который был сконструирован Блерио и назывался «Муавенет-и Миллие» («Народная поддержка»), преодолел расстояние 40 км из Тарсуса до Адана за 20 минут со скоростью свыше 96 км/час. Собравшиеся на земле толпы людей приветствовали пролетающий самолет аплодисментами. Летчикам удалось долететь до Дамаска, но по пути к Иерусалиму у самолета возникли проблемы с двигателем, и он врезался в гору к востоку от Галилейского моря. Оба пилота разбились, став первыми турецкими летчиками, погибшими на военной службе. Фетхи-бей и Садык-бей были похоронены рядом с могилой легендарного Саладина в Мечети Омейядов в Дамаске. Вторая воздушная миссия закончилась столь же печально. И только третьему экипажу — Салим-бею и Кемаль-бею — с очередной попытки удалось совершить перелет из Стамбула в Египет в мае 1914 года[42].

В июне 1914 года американский авиатор Джон Купер продемонстрировал в Стамбуле перед тысячами зрителями возможности летающей лодки «Кертис» (прототип гидросамолета). Поднявшись в воздух с поверхности Мраморного моря, он пролетел 24 км на средней высоте 300 м и приземлился в водах Босфора между европейской и азиатской частями Стамбула. На этой демонстрации присутствовали члены правительства, парламента и семьи султана. Затем Купер совершил семь рейсов с главными османскими сановниками на пассажирском сиденьи, как писал один из очевидцев, «на фоне аплодисментов и искреннего восторга зрителей, для большинства из которых такого рода авиация была совершенно в новинку». На следующий день все крупнейшие стамбульские газеты напечатали рассказ и фотоотчет об этом событии[43].

Распространение механизированного транспорта усиливало чувство оптимизма, охватившее Османскую империю весной 1914 года. В мае османское правительство договорилось о предоставлении Францией государственного займа в размере $100 млн, что дало ему средства на реализацию крупных государственных проектов, которые должны были обеспечить электричеством, уличным освещением, городскими трамваями, междугородним железнодорожным сообщением и современными портами все провинции империи. Известие о французском займе подогрело всеобщие ожидания в отношении коммерческого и промышленного бума.

Французский заем стал итогом мирных переговоров, инициированных при посредничестве европейских держав для урегулирования разногласий, оставшихся между Османской империей и ее соседями после балканских войн. Вливание французского инвестиционного капитала сулило перспективу реального экономического роста и было для османов мощным стимулом, чтобы смириться с территориальными потерями в Албании, Македонии и Фракии. Но даже после подписания всех мирных соглашений и достижения договоренности по французскому займу между Стамбулом и Афинами остались нерешенными серьезные вопросы.

По условиям Лондонского мирного договора 1913 года, завершившего Первую Балканскую войну, три бывших османских острова в Эгейском море отошли к Греции. Острова Хиос и Митилини (Лесбос), расположенные на подходе к Смирне (современному Измиру), находились в пределах видимости от материковой части Турции. А остров Лемнос с его глубоководным портом Мудрос от пролива Дарданеллы отделяли меньше 80 км. Порта не могла смириться с потерей этих островов и доминированием Греции в турецких прибрежных водах. В то время как османские дипломаты пытались заручиться европейской поддержкой и вернуть эти эгейские острова империи путем переговоров, османские военные стратеги предприняли важный шаг, чтобы изменить баланс военно-морских сил в восточной части Средиземноморья.

В августе 1911 года османское правительство заказало британским судостроителям Vickers Limited и Armstrong Whitworth два современных дредноута, которые должны были сойти со стапелей в июле 1914 года. Заказы были размещены в рамках британской военно-морской миссии по содействию модернизации османского флота. Названные «Султан Осман» и «Решадие» в честь основателя Османской империи и правящего султана Мехмеда Решада, эти корабли легли непосильным бременем на османскую казну. Поэтому правительству пришлось воззвать к османскому патриотизму и начать кампанию по публичному сбору средств, за счет которых и была в значительной степени профинансирована их постройка. Турецких школьников призывали жертвовать свои карманные деньги, а повсюду на городских площадях появились стойки для сбора средств, где за внос пять пиастров и больше лояльным гражданам предлагалось забить гвоздь в массивный деревянный блок. Корабли стали предметом гордости для османов, надеждой на восстановление военно-морских сил империи после поражения в Ливии и Первой Балканской войне. Но Россия и Греция наблюдали за происходящим с растущей тревогой. К весне 1914 года строительство дредноутов близилось к завершению. Эти мощные линкоры должны были обеспечить османскому флоту преимущество над российским черноморским флотом и греческим флотом в Эгейском море.

Спор по поводу островов в Эгейском море и скорое завершение строительства дредноутов создавали реальную угрозу войны между Грецией и Турцией. Официальные лица в Греции призывали к превентивному удару, чтобы разгромить османов, прежде чем те получат в распоряжение новые военные корабли. В ответ османы начали готовиться к очередной военной кампании и в апреле 1914 года разослали деревенским старостам по всей империи письма, где предупреждали их о возможной мобилизации и апеллировали к их лояльности исламу, тем самым породив слухи о надвигающейся войне с христианской Грецией[44].

Перспектива возобновления войны между Грецией и Турцией прозвучала тревожным звонком для Санкт-Петербурга. Русские были обеспокоены сохранением баланса военно-морских сил не меньше, чем греки, но еще больше их заботило другое: будут ли османские воды открыты для их торгового судоходства. Пятьдесят процентов российского экспорта, в том числе 90 процентов экспорта зерна, осуществлялось через турецкие проливы. Возобновление войны в Эгейском море привело бы к их закрытию, и российский торговый флот оказался бы заперт в Черном море с катастрофическими последствиями для российской экономики. Поэтому Россия приложила все дипломатические усилия к тому, чтобы не дать Греции вступить в войну с Турцией, одновременно оказывая давление на Великобританию, чтобы задержать поставку кораблей для турецкого флота[45].