Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя вторая официальная беседа с инспектором прошла достаточно гладко.
— Сколько вам лет?
— Двадцать восемь.
— Где родились?
— В Хартфорде, штат Коннектикут.
— Вы служили?
— Три с половиной года. Армия, Тихий океан.
— Чем занимались после службы в армии?
— Вернулся в колледж… окончил Гарвард.
— Гарвард?
— Да, Гарвард, — мы посмотрели друг на друга.
— И что делали потом?
— Был помощником театрального критика в газете «Глоуб», последний год работаю самостоятельно — занимаюсь отношениями с общественностью и прессой.
— Понимаю. Как давно вы знаете, ну, вы понимаете… покойную?
— Кого?
— Миссис Саттон… А кого, по-вашему, я имел в виду? Мэра Нью-Йорка?
— Простите, мистер Глисон, я вас не понял.
О, я был в прекрасной форме и совал голову прямо в петлю, но черт бы все побрал: сегодня ночью будет шампанское.
— Я впервые увидел миссис Саттон в тот день, когда пришел на работу в балет: вчера.
— В каком качестве вы пришли в балет?
— В качестве специального консультанта по связи с прессой. Именно так сказано в том документе, что лежит перед вами.
— Вы надо мной издеваетесь?
— Ни в коем случае, — я постарался прикинуться обиженным.
— Насколько хорошо вы знали миссис Саттон?
— Я встретил ее только вчера.
— Следовательно, вам не доводилось встречаться с нею помимо работы?
— Не часто.
— Не часто?
— Точнее, никогда.
— Ну так все же никогда или не часто?
— Никогда… я хотел сказать… может быть, раньше на каких-нибудь приемах мне случайно приходилось с ней встречаться… вот все, что я имел в виду.
— Если бы вы рассказали о том, что имели в виду в первый раз, это могло бы помочь.
— Я попытаюсь.
— Вы знаете ее врагов?
— И да и нет.
— Так да или нет, мистер Саржент?
— Нет… не то чтобы я их знал. С другой стороны, ее никто не любил.
— А почему?
— Мне говорили, что с ней очень трудно работать и она плохо относилась к остальным членам труппы, особенно к девушкам. Она собиралась стать прима-балериной после ухода Иглановой.
— Понимаю. А что, Игланова собиралась уходить?
— А как вы думаете, что ей делать после тридцати лет в балете?
— Я же не в балете.
— Ну, мистер Глисон, я тоже не в балете. Я понимаю в этом так же мало, как и вы.
Глисон подозрительно посмотрел на меня, но я был в чрезвычайно приподнятом настроении, так как думал о том, как управлюсь с Уошберном.
— Был ли их брак с Майлсом Саттоном счастливым?
— Думаю, об этом следует спросить его, я с ним никогда не общался.
— Понимаю, — Глисон побагровел, я видел, что доставил удовольствие его секретарше, бледной молодой девушке, стенографировавшей нашу беседу.
— Ну так вот, скажите… Где вы были вчера днем во время генеральной репетиции?
— Главным образом за кулисами.
— Заметили что-нибудь необычное?
— Что вы имеете в виду?
— Ну… впрочем, неважно. Что вы делали после генеральной репетиции?
— Я вышел перекусить, потом обзвонил несколько газет по поводу Уилбура. А потом примерно в пять тридцать вернулся в театр.
— И когда ушли?
— Я не уходил до момента убийства.
— Кого вы видели, когда вернулись в пять тридцать, кто был за кулисами?
— Думаю, почти все: мистер Уошберн, Игланова, Жиро, Рудин… нет, его там не было до шести. Знаете, я сейчас подумал, что не было и Майлса Саттона…
— Это обычная практика — всем торчать в театре перед спектаклем?
— Не знаю… но в тот вечер была премьера.
— А Игланова тоже танцевала в премьере?
— Нет, но она часто проводит в театре весь день, как и Жиро. Он даже спит в театре.
— Кстати, вы случайно не знаете, кто исполняет партию Саттон сегодня вечером?
Я замолчал, почувствовав себя виноватым; я готов был удавить самого себя, но ничего не поделаешь.
— Джейн Гарден… одна из молодых солисток.
Тут я заметил, что связи между нами он не видит… по крайней мере до тех пор, пока все допросы не будут аккуратно перепечатаны и не обнаружат моих отпечатков на ножницах. Вот тогда он решит, что я перерезал трос, чтобы Джейн могла танцевать главную партию в «Затмении».
Он задал мне еще несколько вопросов, на которые я довольно легко ответил, а потом разрешил уйти, очень довольный, что я оказался последним из тех, кого ему пришлось допрашивать, по крайней мере на сегодня.
Мне всегда не слишком нравились полицейские, хотя до сегодняшнего дня почти не приходилось иметь с ними дела, если не считать мелких дорожных нарушений. Я полагал, что государство просто предоставило возможность безобразничать и небольшой кучке ненормальных обезьян с садистскими наклонностями, что буквально заставляло закипать мою кровь. Конечно, добропорядочные граждане могут сказать, что, чтобы навести порядок среди обезьян, использование обезьян необходимо. Вот только вызывают сожаление вопли тех же — самых добропорядочных граждан, когда им приходится сталкиваться с законом, их избивают в тюрьмах и вообще рукоприкладствуют или обвиняют в вымышленных или реальных преступлениях. В эти минуты, видимо, каждый принимает решение посчитаться с этими служителями закона, выйдя на свободу. Но в данный момент передо мной эта проблема не стояла.
Джейн я обнаружил внизу, уже одетую для репетиции. Я ее крепко расцеловал, а дав понять, кто стал главным виновником того, что она получила главную партию в «Затмении», был вознагражден еще одним поцелуем. Она спросила меня, как идет расследование.
— Допрашивают всех, — сообщил я. — Со мной уже закончили. Лучше посмотри список на доске объявлений и выясни, на когда тебе назначено.
Мы посмотрели вместе и обнаружили, что ее вызывают на шесть часов.
— А что он хочет знать?
— Все как обычно. Где я был, когда это случилось, кто еще был поблизости, какие ходят слухи.
— И что ты им сказал?
— Не так уж много… по крайней мере о слухах. Это его работа — собирать слухи.
— Я тоже так думаю.
Появились Уилбур и Луи, оба в репетиционных костюмах.
— Пойдемте, Джейн, — сказал Луи. — Нам нужно работать. — И подмигнул мне. — Как дела, малыш?
Я обозвал его грубо, но точно, и отправился обзванивать газеты в связи с предстоящим дебютом Джейн в главной роли. Эта новость не появится до завтрашнего дня, зато можно попробовать заполучить парочку критиков, чтобы те написали о ней в следующих вечерних выпусках. Нет нужды говорить, что мы собирались давать «Затмение» каждый день, пока не кончится сезон.
Покончив со звонками и договорившись с ассистентом режиссера, чтобы тот разослал в газеты фотографии Джейн, я собрался где-нибудь поесть. От голода и духоты уже кружилась голова, и я был в таком
