— Примерно то же самое испытывали почти все, но ведь они ее не убивали…

Или, быть может, именно так они и сделали: образовали комитет и… Нет, это выглядело как-то слишком уж беспомощно и неумело даже для меня. Я сдался.

— А кроме того, кто еще мог это сделать? Кто еще получал такую выгоду от ее смерти?

«Ну, ладно, — сказал я про себя, — а ты, герой-любовник, не получал? Ты, ты, и только ты, оказавшийся в такой опасной тени электрического стула».

Он, должно быть, не прочитал мои мысли, хотя это был не такой уж тяжкий труд, как я себе порою представлял.

— Кроме меня, — добавил он.

— Насколько нам известно.

— Насколько мне известно, а я-то должен знать… Мы были женаты семь лет.

— Почему она не соглашалась дать развод?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Порой она бывала настоящей садисткой. Она за меня вышла простой девчонкой из кордебалета; конечно, я помог ей выбраться наверх. Думаю, именно потому она и затаила обиду. Обычно люди терпеть не могут тех, кому обязаны.

— А почему вы не занялись разводом всерьез?

— Все это слишком сложно, — вздохнул Майлс, оглядываясь по сторонам и дергая себя за жесткую рыжую щетину бороды. — Кстати, вы будете завтра на слушании?

Я отрицательно покачал головой, так как впервые про это услышал.

— А мне придется быть, — мрачно буркнул Майлс. — Потом состоятся похороны.

— Отпевание в церкви? — мысленно я взял на заметку, что нужно пригласить фотографов.

— Нет, всего лишь в часовне похоронного бюро. Сами похороны состоятся на кладбище Вудлоуна.

— Это дорого обойдется?

— Что? Нет, не очень… Все хлопоты берет на себя похоронное бюро. Они работают очень эффективно.

— Да, это крупный бизнес, — заметил я.

— По крайней мере, это избавляет от всех хлопот.

— Гроб во время панихиды будет закрыт или открыт?

— Закрыт. Понимаете, сегодня утром было вскрытие…

— Что-нибудь обнаружили?

— Не знаю. Глисон не сказал. Скорее всего, ничего.

Мне в голову неожиданно пришла новая мысль:

— В конце концов это мог быть простой несчастный случай.

Майлс Саттон застонал.

— Если бы только оказалось так! Нет, боюсь, уже доказано, что всему виной те ножницы. Глисон сказал, что следы металла на них соответствуют металлу троса.

По моей спине пробежал озноб, и виной был отнюдь не здешний кондиционер марки «Белый медведь».

— А что с отпечатками пальцев?

— Мне не сказали.

— Хотя искать отпечатки пальцев уже не модно, — попытался выкрутиться я. — Сейчас любой ребенок знает об этом достаточно, чтобы не оставлять их там, где может найти полиция.

— Это мог сделать Джед Уилбур, — задумчиво протянул Саттон. — Он никогда не ладил с Эллой.

— Но даже в балетной труппе такие нелады — слишком слабый мотив для убийства.

— А может, у него и был мотив, — таинственно заявил Майлс, напуская еще больше тумана. Я заметил, что если он будет вести себя с полицией так, как со мной, то на целый год загрузит их работой по распутыванию склок и дрязг в Большом балете.

— Ну, был у него мотив или нет, но он не из тех людей, кто готов рисковать своей карьерой. Если он и надумает прикончить балерину, то уж не в день премьеры своего лучшего детища!

— Всякое бывает, — возразил Майлс, напомнив мне гигантского осьминога из кинофильмов про жизнь океана: тот распускает облако чернил, подобно дымовой завесе, при первом признаке опасности. — А как насчет Алеши Рудина?

— Что с ним такое?

— Разве вы не знаете?

— Знаю? Что именно?

— Он был любовником Эллы до того, как она встретилась со мной. Он и устроил ее в балет, когда она была простой хористкой.

— Черт возьми! — этой сплетни я еще не слышал.

— Полагаю, их связь продолжалась даже после того, как она вышла за меня.

— Почему же ради карьеры она вышла за вас, если в ее распоряжении был режиссер труппы?

Майлс рассмеялся.

— Он не хотел ей помочь: считал, что она ни за что не справится с классическими партиями. В принципе это верно — ведь Элла не имела специального образования. Но в отличие от меня он не учитывал ее амбиций. Я предоставил ей сольные партии, и она всегда прекрасно с ними справлялась. Элла была из тех людей, которые могут вытянуть что угодно на одном самолюбии.

— А Рудин?

— Он был немало удивлен, как здорово все получилось.

— И продолжал любить ее?

— Она всегда так говорила.

— Мне кажется, он староват для этой роли.

Майлс фыркнул, намекая, что я слишком молод, чтобы разбираться в таких вопросах.

Мы расплатились и вернулись в театр. У дверей нас встретила толпа репортеров. Майлс поспешил проскользнуть внутрь, а я немного задержался, чтобы польстить репортерам и пообещать им самые невероятные интервью, как это свойственно любому хитрому агенту по связям с прессой. Они прекрасно понимали мою игру, но мы неплохо провели время, и заодно я сообщил, что похороны назначены на завтра, и обещал уточнить точное время и место.

Мне удалось посмотреть конец репетиции. Я уже знал, что, как правило, репетиции с участием ведущих солистов проводят не на сцене, а в репетиционном зале, однако в данном случае Уилбур настоял, чтобы Луи и Джейн репетировали на сцене под аккомпанемент фортепиано. Он хотел дать Джейн возможность сразу начать привыкать к пространству.

Я сидел в первом ряду и наблюдал, как они с Луи исполняют замысловатое па-де-де. Смотрелась Джейн совсем неплохо, словно всю жизнь танцевала ведущие партии, и я испытал что-то похожее на отцовскую гордость. Казалось, Уилбур остался доволен, особенно тем, как она выполняла свои повороты в пятнадцати футах над сценой. Меня же это заставляло буквально умирать от страха, особенно когда я вспоминал прошлый вечер. Что, если в труппе появился какой-то маньяк, которому доставляет наслаждение наблюдать, как балерины падают и разбиваются насмерть?

Если Джейн и ощущала какую-то опасность, то совершенно этого не показывала. Когда она изображала солнечное затмение, на лице ее было такое выражение, которое мне довелось увидеть только раз — когда сегодня утром она стремительно скользнула в горячую ванну.

— Очень хорошо, на сегодня достаточно. Джейн, у вас все получилось, — одобрил Джед Уилбур, когда она медленно спустилась из-под потолка. — Запомните, в сольных вариациях нужно двигаться немного медленнее. Постарайтесь быть мягче, лиричнее. Помните, что вы делаете… и двигайтесь плавно. А музыка вам поможет. У вас есть тенденция исполнять все слишком резко, слишком классически… Смажьте немного, сделайте это расплывчато…

Все трое отправились за кулисы, а я — в кабинет, где меня ждал такой огромный мешок почты, какого прежде мне никогда не приходилось видеть.