Теперь, о разумный, к описанию разума

Обратиться самое место и время.

Теперь расскажи все, что о разуме знаешь,

Чтобы ухо слушателя рассказу внимало.

Разум – лучшее из того, что даровал Господь.

Похвала разуму – лучший из путей, что Он дал.

Разум – проводник, разум – дарующий сердцу радость,

Разум защитит тебя в обоих мирах.

От него происходит радость, от него и печаль твоя,

От него тебе прибыль, от него тебе и ущерб.

Если разум замутнен, пусть даже душа светла у мужа,

Нет ему ни минуты радости.

Каждый, кого не ведет вперед разум,

Ранит сердце своими деяниями.

Разумный назовет такого безумцем,

Такого близкий сочтет чужаком.

От него (разума) – почет в обоих мирах,

А кто слаб разумом – у того ноги в оковах.

Разум – это око души, если приглядеться,

Без глаз радости мира останутся для тебя недоступными.

Узнай, что разум был сотворен первым.

Он – страж души и тех трех (божьих) даров.

Эти три дара тебе – глаза, уши и язык.

Без сомнения, от них проистекает для тебя и добро, и зло.

Кто разум и душу возьмется восславить?

А если я восславлю, кто возьмется выслушать?

Подобные вводные главы, предваряющие начало повествования, играют важную роль в композиции «Шах-нама». Таких глав одиннадцать, они сравнительно небольшого размера, и это первый в новоперсидской поэзии образец подобного рода интродукции. Вслед за похвалой разуму следует глава о сотворении мира и человека, славословие пророку Мухаммаду и праведным халифам. Далее располагается блок глав, посвященных возникновению замысла поэмы и собиранию материалов для нее: «О собирании книги», «Рассказ о поэте Дакики», «Рассказ о дорогом друге» («Заложение основы книги»). В первой речь идет о том, как собирал древние сказания Абу Мансур б. ‘Абд ар-Раззак, во второй – об авторе первой поэтической обработки старых сказаний, в третьей – о том, как один из друзей поэта принес ему «эту переписанную пехлевийскую книгу» (т. е. прозаическую версию Абу Мансура). Фирдауси рассуждает о трудностях воплощения своего грандиозного замысла, но его сомнения развеивает поддержка друга и обретенная книга:

Был у меня в городе один добрый друг,

С ним мы были словно [два ядрышка] в одной скорлупе.

Он сказал мне: «Хорош твой замысел,

К благому направлена твоя стопа!

Эту переписанную пехлевийскую книгу

Я принесу тебе, если ты бодр [духом].

И бойкий язык, и молодость – при тебе,

И богатырская речь[12] – при тебе.

Давай, сложи эту книгу о царях

И тем обрети славу среди великих».

(Перевод М.Л. Рейснер, Н.Ю. Чалисовой)

Завершает блок вводных глав восхваление султана Махмуда Газнави. Характерно, что в поэме имеется не только «большая», открывающая ее интродукция, но и «малые» интродукции, предваряющие отдельные сказания (дастаны), которые некогда могли бытовать самостоятельно. О наличии отдельных древних сказаний Фирдауси говорит так:

В стародавние времена была одна книга,

В ней заключено множество повестей (дастан).

Разрозненная, она в руках у многих мубадов[13],

У всякого ученого мужа – из нее частица.

После Фирдауси обычай начинать произведение крупной формы с глав интродукции постепенно становится общепринятой нормой. Несмотря на то, что в разных поэмах XI в. количество глав и общий объем интродукции существенно разнятся, и их тематика, и место в композиции произведения постепенно канонизируются. Важно отметить, что мотивы авторской рефлексии, присутствующие в составе интродукций, отражают процесс становления поэтики крупных стихотворных форм. В силу отсутствия в поэтической практике на арабском языке больших эпических повествований, соответствующая проблематика в теоретических трактатах не отражена.

Фирдауси начинает повествование с рассказа о царствовании Кайумарса (авест. Гайомартан) – первого человека и первого царя, перечисляя его деяния на благо людей. Кайумарс учит подданных носить одежду из барсовых шкур, готовить еду, приручать диких животных и т. д. По сути, первый человек совмещает функции царя-первозаконника и культурного героя, как и все последующие представители первой династии царей Ирана, приобщавшие людей к различным благам цивилизации. Следует отметить, что в иранской мифологической традиции не сложилось единого взгляда на родословную первых людей из династии Парадата (букв. «Данные первыми», «Впереди поставленные», среднеперс. и перс. Пишдадиды). По сравнению с ранними авестийскими сведениями генеалогическое древо Пишдадидов в «Шах-нама» упрощено: каждый последующий царь является прямым потомком предыдущего по мужской линии. По-видимому, в изложении генеалогии древних людей Фирдауси следовал поздним компилятивным зороастрийским сводам, таким как, например, «Бундахишн».

Вторым представителем династии Пишдадидов у Фирдауси является Хушанг, внук Кайумарса и сын рано погибшего от руки Черного дива Сийамака. В Авесте этот царь носит имя Хаошьянгха и является дальним потомком Гайомартана – между ним и первым человеком разница по меньшей мере в три поколения. Хушангу помимо обычных деяний культурного героя, таких как орошение земли, добыча железа из руды, изобретение орудий труда, приписывается также змееборческая функция, что свидетельствует о чрезвычайно древнем происхождении этого образа, уходящего корнями в архаические хтонические мифы. Подобно богу-громовержцу, Индре или Зевсу, Хушанг борется со Змеем, воплощающим идею зла и хаоса. В ходе сражения Хушанг случайно добывает огонь (вариант мифа о добывании огня культурным героем) и устанавливает в честь этого события один из самых почитаемых древними иранцами праздников – Сада, приходящийся на день зимнего солнцестояния.

С кавийской силой бросил [Хушанг камень].

Отпрыгнул Змей, сжигающий Вселенную, от Устанавливающего

                                                                               порядок.

Попал в большой камень маленький,

И тот и другой камни расколол витязь.

Возникла искра от [удара] двух камней,

Душа камня стала огненной от искры.

Змей не был убит, но таинственным образом

От этого свойства камня разгорелся огонь…

Сказал [Хушанг]: «Огонь этот – Божественный.

Поклоняйтесь ему, если вы наделены разумом».

Пришла ночь, [и] возжег он огонь, подобный горе.

А сам со своим окружением расположился вокруг него.

Праздник устроил он в ту ночь и пил вино,

Назвал Сада тот благословенный праздник.

Многие эпизоды «Шах-нама», рассказывающие о сражении витязей со змееподобными противниками, восходят к схеме ритуала Сада и лежащего в его основе змееборческого мифа: в описании поединка повторяются некоторые действия персонажей и главные атрибуты события.