дать тебе почитать, но посмотри, если хочешь, его резолюцию.

Кольцов посмотрел. Красным карандашом было начертано: «Тт. Ежову и Мехлису. Прочесть совместно и арестовать всех упомянутых здесь мерзавцев. И. Cm.»10

Комментариев не требуется, если не считать нескольких слов о Мехлисе. Давний клеврет Сталина, он пользовался особым доверием и благорасположением вождя. Таких слуг хозяин в обиду не давал. Когда обсуждался состав ЦК, который предстояло избрать на 19-м съезде, 1952, некто выразил сомнение в целесообразности кандидатуры Мехлиса.

— Почему?

— Мехлис тяжело болен… (Он умер четыре месяца спустя.)

Ответом Сталина было:

— Ну так что?

Судить о гигантском масштабе репрессий я могу не только и даже не столько по собственным воспоминаниям той поры, как на основании последующего жизненного опыта. С кем ни познакомишься, о ком ни услышишь, выясняется, что он (она) либо сам сидел (и такие не редкость, хотя узники тех лет чаще не возвращались с «Архипелага»), либо жертвами оказались родители или близкие родственники.

У меня создалось твердое впечатление, что если зал любых размеров заполнить случайно выбранными людьми моего поколения, то по крайней мере половина из них окажется затронутой репрессиями.

Юрий Трифонов познакомился с ночной практикой эн-каведистов в 1937 году, когда увели его отца, старого коммуниста, революционера и военного деятеля. Для глубокой натуры будущего писателя, хотя и двенадцати лет отроду, такое крушение бытия — это перелом, внутренний переворот уже на всю жизнь. Атмосфера, события, последствия сталинской чумы не оставляли памяти и воображения писателя до конца его дней и не сходили со страниц его творений.

Очередь С.Б. Жуковского еще не наступила. Снова из показаний.

«Примерно в середине 1937 года без моего ведома и неожиданно для меня появился приказ Ежова о моем назначении заместителем начальника Контрразведывательного отдела НКВД СССР (КРО, 3-й отдел ГУГБ. — В.Ж.). Я в этот же день категорически заявил Ежову о своем отказе, сказав, что буду настаивать на нем до конца. Ежов согласился на отмену приказа и в должности… я пробыл всего несколько дней, даже не ознакомившись с оперативными делами отдела».

В моих воспоминаниях эпизод с 3-м отделом рисуется чуть иначе. Несколько месяцев (а не дней) отец КРО все же посвятил. Согласно досье, эта деятельность велась с июня по ноябрь.

Затем несколько месяцев уделяется должности начальника 12-го отдела ГУГБ (отдел оперативной техники). В личном деле сохранился «строго секретный» документ об утверждении Жуковского С.Б. начальником XII отдела ГУГБ НКВД — выписка из протокола № 75 заседания Оргбюро ЦК от 15.XII.1937 г. Экземпляры выписки адресованы «Т.т. Ежову (НКВД), Шубу, Маленкову».

«О т, Жуковском С.Б.

Утвердить т. Жуковского С.Б. начальником XII отдела ГУГБ НКВД.

СЕКРЕТАРЬ ЦК Ежов».

Приложена «СПРАВКА на шов. Жуковского Семена Борисовича, представляемого на утверждение ЦК ВКП(б)…». Она содержит основные биографические данные. В частности, на стандартный вопрос об участии в оппозициях дается тот же, приведенный выше, ответ о неучастии в оппозиции, но проявленных в 1923 году колебаниях. Интересна сделанная кем-то (подпись неразборчива) наискосок надпись от 4.XI.37: «есть материал в спецархиве КПК». Следовательно, перед утверждением данный пункт специально проверялся. Что касается «материала в спецархиве», то там хранилась анонимка «б. студента МВТУ», описывающая, понятно, не в благожелательном духе данный «троцкистский» эпизод и просмотренная инструктором ЦК. Обратим внимание, что ни сам «криминальный» эпизод, ни его сдержанная характеристика отцом как «колебания» — все это не помешало незамедлительному утверждению на новой должности.

Наконец в январе 1938 г. следует возвращение на хозяйственную работу в должности заместителя наркома (по хозяйству). Вскоре, согласно рангу, состоялось избрание депутатом Верховного Совета РСФСР. Таким образом С. Жуковский пополнил когорту чекистов-депутатов, чья доля в составе ВС приблизительно равнялась одной шестой. (На такую пропорцию указывает А. Бармин1 применительно к Верховному Совету СССР первого созыва.)

Ясным летним днем 38-го года по лесу в пределах дачного участка прогуливалось все семейство. Ненадолго остановились. Я не упустил случая щегольнуть своей осведомленностью и объявил об аресте нового наркома здравоохранения.

— Что, и Гилинского посадили? — обращается Лена к отцу. Тот подтверждает. Мачеха отнюдь не отличается импульсивностью, но тут ее прорвало:

— Что ж это делается?! Вот увидите, так и папку нашего скоро посадят.

— Ну, пошли, ребята, — это отец обращается к несмышленышам, — а то мама начала уже глупости говорить.

Возможно, что под «глупостями» имелось в виду не столько содержание Лениной реплики, сколько ее неуместность. Так, или иначе, но когда отец некоторое время спустя встретился по какому-то делу с матерью, то ответ на ее вопрос был достаточно недвусмысленным:

— А тебя не могут посадить?

— Не знаю…

Финал большого террора

Летом 1938 года товарищ Сталин пришел к мысли, что с двухлетней Варфоломеевской ночью, опустившейся на огромную страну и запечатленной в памяти народа под кодовым названием «тридцать седьмой год», — что с этим диким массовым террором время кончать. Прожорливый молох до поры насытился, а некоторые огрехи типа Блюхера, Косарева или Бабеля нетрудно ликвидировать дополнительно. Словом, возлюбленное, можно сказать, чадо — Ежов ожиданий не обманул.

Давать отбой следовало умеючи. Ни в коем случае не гасить восторгов по поводу успешного истребления всех и всяческих заговорщиков-шпионов-вредителей-диверсантов, зато некоторые частные перегибы в духе головокружения, от успехов — всенародно признать. Ничтожную долю не самых главных лагерников — выпустить (через некоторое время можно и назад упрятать). Ежова с командой, разумеется, убрать, однако безо всякого шума и пыли. Иначе не так-то глуп народ, чтобы не сообразить, что для начала недурно бы повесить родного вождя на виду у всей страны, где-нибудь на самой вершине, где горный орел совершает полет, и только потом разбираться с Ежовым и прочими. Поэтому о прошедших массовых репрессиях и речи не было, лишь только после войны в официальных кулуарах разрешалось, да и то вполголоса, упоминать о «ежовщине».

Основные черты операции по смене ежовской команды рябой дьявол, конечно, продумал. Они отличались от предыдущего случая. Тогда, в 1936-м году, все началось с внезапной, неожиданной для всех замены Ягоды Ежовым, который затем получил возможность спокойно обновлять центральный аппарат наркомата. Теперь же иная обстановка потребовала изменить последовательность шагов. Притом надо учесть, что за предшествующие полтора года Ежову была создана огромная популярность, его славили с